Простите меня ~ греницу!

Здрасти всем... >.< записались... записались... завалили письмами, что уж в самом деле))) Были проблемы, но теперь они решены и я снова с вами и с новыми силами)))) ^__^ А так же с Final Fantasy XIII ждите обзоры и новые фики! Всех люблю... ваша Цисс.

@настроение: Никакое

@темы: Again

---

~о том, чего не было на самом деле~

Название: Взгляд назад

Автор: Сиссней

Герои: Зак, Клауд

Сюжет: Время войн закончено...

Воспоминания становятся все холоднее и жестче. Они сдавливают все внутри, они пронзают сердце и захватывают мысли, и даже тепло Лайфстрим не согревает его тело. Он чувствует, что никогда больше не ступит на эту землю, она уходит из-под его ног, его тело поднимается вверх. Он не знает, что его там ждет, он не знает, что он увидит, но чувства приятные, отпущение всего, что его держало… он – воспоминание, дух, витающий в воздухе, частица отданная Клауду… солнце, или холодный дождь, лед или огонь, уже все было неважно. Он улыбается и поднимается ввысь, раны на груди зарастают, кровь стирается потоком теплого встречного ветра, он обдувает кожу, далекие голоса ласкают слух. Это ли Рай, о котором все говорили? Это ли Рай… Он держит его за руку, такого живого, такого родного, того, что подарил ему крылья. Но так жаль… он не знает кем он станет там и что ему там делать. Терпеливо ждать, наблюдать и наставлять… жизнь осталась позади, пролетев так быстро.
Он говорил, что полет – приятная вещь. А голова кружилась, он поднимался все выше, его окружил свет, смерть – это начало новой жизни, Зак чувствовал, как надежда наполняет пустую грудь, как тепло обволакивает томный голубой взгляд широко раскрытых глаз. Он – воспоминание, дух, витающий в воздухе, частица отданная Клауду…

Он никогда бы не прожил обе их жизни. Зак знал это.
Небо было тучным, как никогда, на землю опустилась тревога прошлого, проклятие, словно затмение. Мидгар был неузнаваем в его глазах, все изменилось так, будто прошли века, даже воздух стал тяжелым, наполненным горечью боли людей, а дождь – их слезы, хлынувшие из глаз умерших во блага этих дней. Но дождь не касался Зака, он не стучал по броне привычным звуком, а мурашки бежали только от понимания всего, что происходит. Мидгар казался другим. Далеким, как никогда, непривычно пустым, одиноким, избитым, но когда-то процветающим городом. Развалины, а под плитами все так же спят бездомные, канувший в века Шин-ра Билдинг всегда будет напоминать о том, что некогда здесь была высокая постройка, и даже через сотни лет не выцветет эмблема Шин-ра, а Планета никогда не забудет.
Зак опустил голову. Небо было тучным, как никогда, на землю опустилась тревога прошлого… Он стоял здесь, но его здесь и не было, свет не озарял его светлую кожу, теплый ветер не развевал его темные волосы. Ему было холодно и почему-то также страшно, и только сейчас, поднимая полный страха, голубой взгляд, невероятно живой и сияющий, он понимает, что в его груди все еще бьется сердце, отдавая болью куда-то в спину.
Погибший герой сжал рукоять торчащего в земле меча. Зак взглядом еще раз оглядел, некогда великий меч, достояние его гордости, его величия и доказательство его силы воли и души, теперь здесь, покрытый коркой грязи, но даже сейчас коррозия не тронула идеальное лезвие, где-то все еще светом отражались проблески светлых небес через серо-черные тучи. Зак не отражался в его лезвии, его здесь не было, он всего лишь дух, больше не влияющий на ход вещей, беспомощная частица Лайфстрим, забытое воспоминание, дух, витающий в воздухе, большая часть Клауда…
Рука его не дрогнет и никогда не поднимет этого оружия и никогда его рука не решит кому жить, а кому умереть. Время войн закончено.
Он поднял взгляд снова на Мидгар. Он скучал по этому городу и по своему существованию… впервые в жизни, или в смерти, Заку одиноко… забытое воспоминание… всего лишь дух, видающий в воздухе…

В его глазах блеснула жалость. Кислород перекрывает боль. Жаль… так жаль… Клауд поднял тяжелый меч, казавшийся для его руки настоящей пушинкой, продолжением его жизни. Каждый раз, когда он дотрагивался до этого оружия он видел перед собой лицо Зака, его глаза, его улыбку, которая некогда была для Клауда улыбкой героя, героя, к которому он стремился, которым он никогда не станет. Ему показалось, что он увидел на мгновение Зака в отражении меча, в его взмахе: он опустил голову, отвернув взгляд, потупил его в землю, словно сожалел о чем-то, безнадежность, слабость в силе была непривычна для Фейра. Сердце Клауда дрогнуло…
Меч оказался в земле.
По ту сторону ограды… - Промелькнуло в голове Клауда, он хотел бы плакать, но глаза высохли, слезы никогда не помогали, а горе никогда не проходило.
- Я клялся прожить обе наши жизни… - Голос Страйфа дрожал, он был тихим, но Зак слышал его все равно, порой не нужно было слов.
Кому говорит Зак, смотря на этот меч? Для себя ли, или для него? А небеса все еще были тучными, а вокруг ничего не напоминало Страйфу о том, что здесь случилось два года назад, только горячая кровь в венах забегала по жилам, только мысли дурманила потеря прошлого.
- Но сказать легче, чем сделать… - Ветер врывался в копну светлых волос и бил по щекам, словно избивая его, едва тронув больную геостигму по телу пробегала боль, словно на руке образовалась открытая рана.
- Ты бы не оставил меня одного… - Помотал головой Клауд, приседая к мечу.
Боль реальна. Он чувствует, что Он все еще здесь, рядом, всегда, и это не дает ему покоя, это не дает ему спать и жить. Все напоминает ему о том, кем должен был стать Клауд и кем он не стал, кого должен был беречь и кого сберечь не смог. От этого грусть касалась, и без того грустного, лица.
Мидгар был таким близким. Мидгар казался ему холодным, пустым, одиноким, безликим…

- Подобные раны никогда не заживают, Клауд.
Он видел, как черный байк мчится по каньону, поднимая пыль и грязь под крупными колесами. Темная фигура Клауда сливалась с байком, только блондинистые волосы выдавали его. А байк колесил все дальше от этого места, оставляя после себя только следы шин на грязи и пыльной земле, один след накладывался на другой, а Клауд не сворачивал с привычного пути, проложенного среди этих камней. Дождь не касался Зака, он только слушал стук сердца, однако чьего? Он только слышал, как маленькие капли разбиваются об эту землю, даже после смерти ему не обрести покоя, пока Клауд не обретет его, но не на что жаловаться.
- Я все еще жив. – Зак безнадежно ударил себя в грудь, он хотел бы чувствовать боль, но этого не случится, ведь все это всего лишь задумка Лайфстрим, он не реален, реальна только мысль и воспоминание… духа никто не увидит, ни человек, ни он сам.
- И такие грехи никто не простит тебе… - Зак отвернулся, медленно отпустил длинную рукоять родного меча.
Так сложно было отдать всю свою гордость и все мечты кому-то, думая, что даришь новую жизнь.
Я во всем виноват… - Зак помотал головой, удаляясь все дальше.
- Ты должен сам это сделать. – Фейр последний раз обернулся… пустующее место, наполненное смыслом, большим, чем весь Мидгар. – Борись. – Зак сжал кулак, налитой силой, руки. – Живи. – Светлая фигура обняла Зака, ведя обратно в свет, обратно туда, где он не освободится от оков томной груди Клауда… птица, выбравшая свободную жизнь взаперти никогда не узнает, что такое истинная свобода. - За нас обоих!

Помнит ли он то поле сражения? И те белые крылья, бьющиеся о серо-бурые камни? Но войны закончились… вместе с шансами погибнуть не зря.
Если бы он мог исцелить свою память, он сохранил бы память о том, кем он был там, на том поле сражения, вместе с ним. Это воспоминание никогда не будет пустым, а Зак никогда не будет просто духом.
- Я думал, что сражаюсь на этой войне один, но ты был со мной в этих первых рядах. – Нога снова уперлась в сырую землю, солнце грело его щеки, тело исцелилось, тело было наполнено силой, а душа светом, Клауд снова жил. – Когда-то я думал, что сражаюсь бесцельно, а ты давал мне причины пытаться снова… - Марлен держалась крепко за него, он чувствовал маленькие ручки девочки, их тепло, он даже слышал стук ее сердца… - Перевернув страницу я увидел что-то новое. – Слабая улыбка сорвалась с его губ, не слеза, улыбка. – Теперь моя наивность стерлась в клочья. – Он снял девочку с байка, держа ее за руку, она без понятия смотрела на маленький клочок цветов, оживленный кусочек земли в бесплодной почве.
Она непонимающе посмотрела на Клауда и спросила:
- Куда мы приехали?
Клауд присел к девочке, поправив красный бантик, улыбнулся так, словно он обрел надежду и только Клауд понимал, что она всегда была с ним, она всегда была в груди и рвалась наружу, но Страйф снова и снова прятал ее. Людям присуще желание страдать.
- Здесь начинается история героя.
Героя…
Легкий ветер превратился в силуэт. Марлен подошла к желтым цветам, рассматривая их, а голова Клауда кружилась, воздух снова перекрыт. Силуэт встал рядом с ним, опустив руку на плечо. Но теперь Страйфу не было тяжело, он был счастлив единственный раз в жизни.
- Спасибо. – Сказал он…
Воспоминанию… духу, витающему в воздухе…
Время войн закончено.

Дух лишь тогда делается свободным, когда он перестает быть опорой

Кафка Франц

@настроение: Надежда

@темы: Клауд, Зак, FF VII

---

~Потенциальный герой~

Название: Потенциальный герой

Автор: Сиссней-Турк

Герои: Зак, Анжил

Сюжет: А смех заставлял верить, что все это всего лишь игра судьбы/div>

[Чем больше крови - тем лучше результат. Так всегда было. Так всегда будет.]

Кровь и пот мешались в этой битве, его светлое лицо было запачкано в крови его врагов. Впервые в жизни он вел себя так, как подобает его статусу, впервые в жизни сердце его стучало так сильно, впервые в жизни он боялся сделать что-то не так. Это не игрушки, не игрушечные мечи, не тренировочная площадка, не выдуманные враги. Все по-настоящему серьезно и все по-настоящему опасно.
Они сомкнулись спинами, Заку показалось, что на секунду время остановилось, и он услышал тяжелое дыхание Анжила. Сталь ударялась о сталь, пули отлетали от длинного прочного лезвия оружия, пролетали в сантиметрах от лица, от головы. Внутри кипит ярость, внутри кипит бой, словно с самим собой.
Нет ни света, ни тьмы, только непрерывный бой. Ему казалось, что все это продолжается слишком долго, все это затянулось, нервы натянулись тетивой, а тело трещит по швам.
Он бросается вперед, он делает выпад, и меч снова входит в чужую Вутайскую плоть, чужая, еще теплая кровь, попадает на лицо, на руки, улыбка озаряет его окровавленное лицо. В ушах стоит звон. Пули и сталь, щит и меч, разрываются ткани, рвутся мышцы, крики боли, крики отчаяния, последние предсмертные контузии. Под ногами трупы врагов, они прорывались куда-то в темноту, а врагам не было конца, со сторон летели быстрые сюрикены, пули едва касались брони, застревали в ней.

- Надо перестать быть ребенком! – Он толкнул его в спину ногой.
Зак едва не рухнул на холодный пол тренировочной площадки лицом, как выставил вперед машинально руку, но та не выдержала напора, и он рухнул. Он упал и впервые не хотел драться. Рука еще слабо сжимает меч, хотя трясется, все мышцы ноют, он лежал на грязном полу, слушая топот ног Анжила. Он ходил вокруг него, едва Зак видел его сапоги и кончик опущенного меча. Он проиграл битву.
- Ты проиграл.
Он не мог признать это как поражение. Зак Фейр никогда не сдается, даже в такие минуты слабости и обезвоживания. Постоянные тренировки, а если ты встаешь утром, и у тебя ничего не болит – значит, ты умер.
Он попытался встать, но шатался, как раскаченный поезд. В глазах тусклое мако еще пытается продолжать движение по зрачку, а по бокам красными нитями тянутся полопавшиеся кровеносные сосуды, все руки в мелких и не глубоких порезах, синяках ссадинах. Волосы растрепаны не как обычно.
Зак не мог даже выпрямиться. Анжил хорошо его потаскал по залу, Зак выкладывался по полной, но понимал, что ему до своего наставника, как до Вутая задом.
Острие меча Анжила резко оказалось у горла мальчишки, но после долгого молчания и непонимания в глазах Зака, он сменил гнев на милость и улыбнулся, опустив меч.
- Я устал! – Фыркнул Зак, его меч со стуком упал на платформу, а потом и его владелец рухнул без сил, опустив голову. – И я поражен! Жизнь не удалась! – Мычал Зак, слабо разводя руками, точнее даже сказать кистями рук.
Анжил усмехнулся, присев к ученику, пытался заглянуть в глаза, но Зак благополучно успел отвести взгляд. По виду Анжила было понятно, что ему смешно, что Зак так мало умеет, но возможно ему еще и жаль мальчика, ведь он только учится, еще придется многому научиться и потратить пот, кровь, нервы, одерживать поражение за поражением, прежде чем победить в малой битве.
Он легко постучал по его плечу, которое сразу же отвалилось, Зак попытался не морщиться от боли, но гримаса без воли хозяина вылезла на лицо.
- Это была только тренировка. – На лице у Анжила появилась широкая и странная улыбка, Заку сразу же стало не по себе, от нахлынувших мыслей начинало тошнить. – Вставай потенциальный герой! – Смех Анжила подавил в Заке всякую надежду на то, что он спокойно отоспится в своей кровати.

Вставай потенциальный герой! – Это Зак слышит до сих пор, в самые сложные моменты его жизни, когда смерть подходит очень близко… так близко, что дуло дробовика направлено прямо ему в лоб.
Он не заметил, как напоролся на «мину». Враг уже стоял с протянутой рукой, а палец этой руки лежал на курке. Заку казалось, что вот-вот решится его судьба.
Он застыл в напряжении, не знал что делать, но из-за всех сил пытался быстрее сообразить, как выбираться почувствовал, как тошнота подступила к горлу, как паника и страх затуманили светлый разум, направленный на борьбу.

Анжил стучал по лицу Зака, по щекам, дергал его за лицо, одним словом пытался всеми средствами привести мальчика в чувство. Только на пятый раз его тщетных попыток и посредством ополаскивания холодной водой, Зак открыл обезумевшие глаза, сильно дернулся на полу, пытаясь понять, где он и кто он.
Наставник улыбался ему широкой и лукавой улыбкой, впрочем, как он улыбался так всегда, когда Заку было больно или он терял сознания от ударов. Хотя самому Фейру не понять, что так забавляет Анжила.
Но тот даже ничего не сказал, лишь тихо смеялся, точнее смех выдавали движения торса в такт смеху и необычно счастливая улыбка на лице, которая стала все чаще раздражать щенка.
- Щенок? – Сказал он, протягивая руку.
Зак принял сидячую позу, опустив голову, помотал ей, как будто потерял какую-то надежду или не оправдал своих ожиданий. На самом деле Фейру было просто досадно, что снова видит это выражение лица учителя.
Зак даже не задумался о том, что значил этот «щенок».
- Усмехаешься? – Спросил задумчиво и обессилено Зак.
- Надо тобой? – Анжил уже рассмеялся явным смехом. – Зачем мне над тобой надсмехаться или усмехаться? Я смеюсь над силой твоей руки и воли.
Анжил убрал свою руку и бросил Заку, отобранный у того, меч, прямо перед лицом. Зак лишь отчаянно взглянул на меч. Анжил удалялся, его шаги становились все дальше, а эхо тренировочного зала снова напоминал Заку о том, что он проиграл эту нереальную битву, до реальных битв ему еще далеко.
- Обращайся, когда захочешь стать СОЛДАТ-ом. – Донесся голос Анжила, звук открывающихся дверей, за ним сразу же звук их закрывания.
Зак сидел, все еще опустив голову. Только вчера вечером он плакал потому, что не мог собраться, сам сегодня снова доказал себе, что никчемный ученик.

Он видел, как пуля вылетела из огромного дула, как стремительно, со скоростью звука приближается к его затылку, как сердце замерло в медленном стуке, как кровь перестала бить в вены, как мысли сжались в один ком, как запах пороха ударил в ноздри. Звук выстрела пронзил ушные перепонки. Не было ни секунды, чтобы задуматься, только в глазах блеснуло мако, только в крови заиграли микроорганизмы, сотни связей преобразовались за доли секунды, и этого хватило, чтобы со скоростью выстрела, поднять свой меч, едва заметно им взмахнуть и разрезать крупную пулю, остатки которой пронеслись по сторонам.
Энергия ударила в голову, зрачки резко расширились, все стало единой картиной, а он человеком, который теперь мог все, мурашки болезненно пробежали по телу. Но боль резко пронзила спину, словно кол вставили в спину, отодвигая в сторону позвоночник. Зак поддался этой боли, машинально выпустив из руки меч, он слышал, как сталь коснулась земли, он услышал, как она разогнала грязь перед собой, а мучения от подступившей боли затмили разум Зака, он выгнулся назад, поставляя под встречный огонь свою грудь.


Всегда было трудно заниматься под дождем, сегодня так было. Анжил и Зак фехтовали в том же зале, только картина окружающего отличалась. Не было ни врагов, ни страшных саммонов, все было обычным. Обычный переулок Мидгара где-то в пятом секторе и Анжил, слегка махающий мечом. Зак делал то же самое и не старался нападать. Столько времени прошло с тех пор, когда Фейр в последний раз одержал поражение. Теперь он окреп, теперь на его лице появлялась улыбка, когда Анжил был вынужден отступать назад. Но в этом переулке не развернуться, выходить из него – запрещено. Не разминуться, не видно почти ничего, звуки, рядом работающего, мако-ректора оглушают, словно залп выстрелов.
- Зак! – Закричал Анжил и одна из частей кирпичного дома свалилась на Зака.
Зак попытался закрыться от завала мечом, но не получилось, какая-то часть попала ему по голове и голограмма тренировки посыпалась, словно это было то самое здание. Фейр снова по своей глупости обеспечил себе поражение, махая бездумно мечом.
- Все в порядке? – Донесся грозный и недовольный голос Анжила где-то в стороне.
Зак отпустил меч и схватился за голову, активно кивая, пытаясь остановить боль, но она была сильнее, чем всегда.
- Зак… - Что-то хотел сказать Анжил, но Зак уже знал что это.
Нравоучения и постоянные лекции о том, что такое боль, как ей сопротивляться, как ее предупредить и как от нее избавиться надоедали Заку, но словно на мраморе вытачивались в памяти.
- Я знаю! – Зак выставил в сторону руку, останавливая наставника, согнувшись в боли, сжимая в другой руке копну волос. – Мне нужно быть осторожным!
Анжил подошел ближе, но Зак отказывался показывать рану, отворачиваясь и толкая в грудь наставника.
- Обратись в медицинский пункт! – Голос Анжила почему-то странно дрогнул.
Зак впервые услышал подобный тон в голосе Хьюли. Он всегда был неприступен, а тут его голос странно дрогнул, опустился, в конце он вовсе попытался проглотить слово, а глаза его, с едва заметной грустью, опустились, вместе с руками.
- Анжил? – Спросил Зак, убирая медленно руку, запачканную в крови.
Анжил отвернулся, а потом сразу же пошел прочь к тому входу. Зак так много раз видел его спину, так много раз слушал уходящие шаги, что этот вид начинал ему надоедать.
- Солдатом ты так и не стал! – Махнул Анжил, прежде чем двери захлопнулись за ним.

- Зак поднимайся, Зак!!? – Он едва слышно кричал, до Зака доходило лишь смутное эхо тона голоса и совсем неразборчивые словосочетания.
Глаза словно налились слезами и кровью. Вся картина происходящего стала мутной, как будто через воду, небо стало резко белым, все вокруг красным, как кровь, но с каждой секундой резкие краски зеленых кривых деревьев и тучные черты Анжила становились четкими.
Анжил снова волнительно улыбнулся, хотя улыбка это была натянутой. Все лицо его было в крови, но сам Анжил не выцвел, он оставался все таким же бодрым, как и всегда.
- Когда же ты станешь Солдатом? – Стал резко поднимать его Анжил, Заку казалось, что он мясо с разумом, кукла в руках наставника.
- Больно… - Выдавил из себя Зак, его глаза снова закатывались, левую руку Анжил резко вздернул вверх и держал у себя на плече, другой рукой держа мальчика за талию, волок куда-то по смутной, но широкой тропинке, минуя один труп за другим.
- Я знаю. – Рявкнул Анжил, делая один тяжелый шаг за другим. – Держись, давай! – Он поддернул Зака еще выше, а Фейр чувствовал насколько его другу трудно тащить его, он тоже устал.
Зак выдавил из себя силы, последние силы, чтобы выставить вперед ногу и сделать шаг вместе с Анжилом, а тот лишь немного усмехнулся, однако было ясно, что ему приятно, что Зак пытается что-то сделать. Зак повернул свою голову к наставнику, тот был в неважном состоянии, но почему-то Заку казалось, что это состояние привычно для Солдата. Да. Привычно для всех солдат, а он, Зак Фейр сдается после первого тяжелого боя, как он может заслуживать такого высокого звания.
Вставай потенциальный герой! – Он сделал еще один шаг, чувствуя, как спина, словно сломанная отказывается его слушать, как боль скользит по телу, как ноют сломанные кости где-то в организме, как горячая кровь охлаждается, тело замерзает.
Но Анжил стал внезапно смеяться, так легко и непринужденно, словно это была просто тренировка, Зак недолго думая заулыбался, а потом какие-то светлые мысли нахлынули на него, он засмеялся в ответ. Над чем они смеялись?
- Потенциальный герой… - Причитал Анжил, задирая голову к небесам.
Небеса были темные, покрытые россыпью из светящихся звезд, освещая ту космическую ночную мглу, притягивающие звезды, единственные, кто видел, как два истинных героя шли с поля боя.

Все было неважно в этот час. Ни то, что творилось там, за горизонтами, ни то, что творилось вокруг. Был только он и была боль, которую он не мог преодолеть, был смех то ли радости, то ли сожаления и были воспоминания, которые не отогнать огнем. Прекратились выстрелы и утихли крики боли. Они уходили все дальше, смотря только на безоблачное небо, оставляя позади сотню отобранных жизней и бледную луну, запачканную вражеской кровью.
Потенциальный герой.
Не существующий солдат.
Вечно бьющийся сам с собой ребенок.
А смех заставлял верить, что все это всего лишь игра судьбы.

В бою смены нет, есть только поддержка. Одолеешь врага, тогда и служба кончится.
Александр Суворов

@настроение: Идите в жопу - я фея!

@темы: Анжил, Зак, FF VII

---

~Правда или ложь~

Название: Правда или ложь

Автор: Сиссней-Турк

Герои: Дженезис, Анжил

Сюжет: Есть вещи, за которые не следует прощать...

[...Лишь несколько слов могут убить...]

Есть вещи, за которые не следует прощать. Понимание этого не всегда дает преимущество, понимание этого всегда разрушает даже самые толстые стены и рвет самые прочные канаты. Потому, что это всего лишь вещи, за которые не следует прощать.
Но никто не держит на него зла. Это был его собственный выбор – повернуться и уйти, но не в этом дело было сейчас. Он был единственный, кто делал слишком много ошибок, он был единственный, кто их признавал, но не исправлял. Он просто плыл по течению реки и собирал за собой тину.
А рядом-то всегда были друзья. С самого его детства Анжил был рядом и всегда мог бы помочь ему. Единственный человек, который сохранял адекватное состояние и мог объективно оценить ситуацию со стороны, единственный человек, который не желал в их тройке никаких ссор, раздоров и всегда усмирял пыл Сефирота и Дженезиса. Но всему есть предел.
Есть вещи, которые он никогда бы никому не рассказал. Ему бы все равно не поверили, но вера не главное, главное – понимание. Но порой вера делает свои дела. Дженезису верили, не смотря на сомнения, а он берег эту веру как зеницу ока, потому, что чувствовал, что ее легко разбить. Единственную в своем роде вещь, планку которой он никогда бы не понизил и не повысил.
Однако Сефирот никогда бы его не простил. С этими мыслями Дженезис ложится спать и просыпается. Но что было бы, если бы все это явилось раньше? На несколько дней раньше, было бы еще хуже? Было бы лучше, если бы друг знал правду, как знает ее Анжил. Но не успокаивает даже это…
Есть вещи, которые он никогда бы не рассказал. Есть вещи, за которые никогда не простил, а есть вещи, которые он бы никогда не понял. Только сейчас он понимает это, понимает, что во многих смыслах был не прав и в результате он остался один.
На пушке в Джуноне было довольно холодно. Зима касалась даже этого теплого морского края, вечером всегда веяло прохладой, но Дженезис не замерзал. Они любили смотреть на закат солнца с этого места, чувствуя себя словно ангелами, птицами, приближенными к вечной сияющей звезде. Эта звезда всегда согревала его, но только не сейчас и дело тут совсем не во времени года, а в том, что Дженезиса уже не согревает даже огонь. Даже солнце стало для него чужим.
Он не выбирал подобного пути, однако вступил на него без доли сомнения. Все будет обнаружено, он знал это, обо всем узнают, но каждый день испытания верой для его друзей был для него еще одной мукой, когда он натягивал улыбку. Были моменты, когда он хотел остановиться и все рассказать им, но эти минуты остались позади и так и не были реализованы. Сефирот был человеком принципов, он не терпел предательства, а Дженезис предал их.
Нет сил искать оправдания для себя. Он просто стоял, опустив голову вниз, облокотившись на забор позади себя. Холод поражал его в самое сердце, а ему оставалось только бежать от него все дальше, становиться эгоистом еще больше, даже не представляя, как можно вылезти из той дыры, из той бездны страха и непонимания, в которую резко провалился.
Даже Анжила не было рядом, хотя он был рядом всегда. Странно, этот человек мог бы понять даже того, чего в принципе понять невозможно и принять это, как бы тяжело это ни было. Анжил был удивительным человеком, который всегда жил своими мечтами, страданиями и еще чем-то иным, чего ему, Дженезису, никогда не постичь. Анжил всегда был и остается закрытым человеком, не впускающим никого в свой внутренний мир, но воспоминания о нем всегда Дженезису навевали грусть и тоску. Он был хорошим другом, настоящим другом, гуманным и справедливым, поистине добрым человеком. Нельзя было пренебрегать им, но ведь он знал правду и, переступив через себя, скрыл это от Сефирота, чтобы сохранить, уже на тот момент, шаткую дружбу.
А Сефирот никогда бы не понял его так, как понимал Анжил, однако Сефирот понимал его по-своему и Дженезис всегда дорожил этим пониманием. Нельзя в чем-то упрекать Сефирота, он всегда все делал для своих друзей, не смотря на свою холодную натуру, он всегда тепло относился к ним двоим. Сефирот сложный человек, на вид не вспыльчивый и холодный, но на самом деле его задевает любая несправедливость, и он расправляется с ней также легко, как и со своими врагами. Сложно признавать, но Дженезис всегда хотел быть таким, как Сефирот, не потому, что завидовал ему, а потому, что понимал, что совершенно другой сам по себе, и что не хочет оставаться таким.
Тщетные попытки что-то изменить не приносили никакого результата и это еще одна из причин, по которой он здесь. Одинокий, но ему не страшно одиночество, есть чувство внутри – вот что более важно. И воспоминания, которые он вопреки всем сомнениям пытается сохранить, причиняя себе все новую и новую боль. Но он знает, что ничто не вечно, кроме перемен. Это всего лишь один из моментов в жизни, когда Дженезис должен разбираться сам, когда Дженезис обжегся, играя с огнем.
А его жизнь – сплошной огонь. Может быть, не объяснили в детстве, может быть, он не понял смыслов слов родителей, но он стал плохим человеком. Убегая от тех проблем, которые мог бы решить сам он показывает свою слабость, и, однако, это не потому, что ему надоело казаться сильным, а потому, что у него нет ни на что сил, он не хочет смотреть на своих друзей, ставших ему братьями, не хочет снова винить себя в том, что у него был шанс.
Сердце рвется обратно в Мидгар. Он знает, что Анжил всегда посмотрит на него так, словно ничего не было и всегда кивнет в ответ, если Дженезис будет просить прощения. А вот Сефирот… Анжил не предаст Сефирота. Никогда. А Дженезис ушел, потому, что не хотел ставить Анжила перед выбором, не хотел, чтобы он оказался между двух огней. Лучше уйти и не попрощаться, чем прощаться долго, переосмысливая свой выбор. А выбор был сделан давно.
- Ты прав. – Тихо сказал Дженезис, медленным тяжелым шагом направляясь к концу пушки, ему казалось, что там стоит тучная фигура Сефирота, его волосы развиваются на ветру, их серебро отражает солнечный свет, словно длинный Масамунэ, но его там не было. – Есть вещи, за которые не следует прощать. – Он усмехнулся.

- Дженезис! – Анжил говорил громко и властно, будто имел над ним власть.
А Дженезиса всегда смешил гнев других людей. Они слабы, когда в гневе, они слабы, потому, что ненавидят. Сейчас Анжил хотел бы ударить его, но не сделает этого, он всего лишь сжимает кулаки и в смятении отворачивается, складывая руки на груди. Но он кричал, он кричал и грозил кулаком Дженезису вслед, а тот лишь уходил, опустив родной Рапир.
Никакими словами его нельзя было остановить, и наверняка, уже никакими словами нельзя будет вернуть. Он сам сделал этот выбор, сойдя с дороги, на которую уже никогда не ступить.
- Тебе не надоело всех прощать, м? – Спросил Дженезис, остановившись, лишь слегка повернув голову, на его лице немая улыбка, которую видел только ветер. – Прощение стоит мук, так, ведь, Анжил?
Анжил молчал. Сказать чего-то сейчас – надавить на Дженезиса, но и этого уже не требовалось. Все слова были сказаны задолго до этого ухода.
- Мук, которые ты уже не в силах будешь вынести.
Видимо Анжил обнажил свой меч. Что бы это ни значило, это точно не агрессия, это точно не предстоящий бой.
- Не нужно жалеть меня. – Строго заметил Анжил.
Дженезис громко усмехнулся, сжимая рукоять Рапиры. Если кто и начнет бой, то это только он, а Анжил уже знает, что нужно делать, поэтому и достал свой меч.
- Поэтому я и ухожу. – Сказал Дженезис и уже возобновил ход, на ходу добавляя: - Тебе не следует идти за мной.
Анжил размахнулся в воздухе. Дженезис четко расслышал, как воздух режет трофейный меч, меч, который Анжил всегда берег, словно это была реликвия. Однако так и было, но лучше было бы просто оставить его в покое, а не таскать с собой, как ненужный груз.
И меч врезался в землю. Это заставило Дженезиса остановиться. Он даже с неким любопытством повернулся, чтобы посмотреть. В глазах у Анжила было разочарование, на лице – беспомощность и безнадежность, он яростно рукой сжимал длинную рукоять меча, вонзенного в землю на одну треть.
- Когда-нибудь ты поймешь меня… - Грустно улыбнулся Дженезис, а потом задумчиво взглянул на свое длинное отражение на лезвии толстого бастера. Холодная фигура, фигура заходящего солнца. – Придет и твое время. – Он снова развернулся, чтобы уйти, но Анжил не позволял ему это сделать.
- Ты говоришь о том, что я предам всех нас? – В громком голосе Анжила была доля ярости, но такая маленькая, что лишь приближенные люди могли бы ее расслышать. Они оба выдержали паузу. – Есть вещи, за которые не следует прощать…
- Эта правда предаст тебя, вот о чем я хочу сказать. – Дженезис ускорил ход.

Но все это глупости, ведь та встреча была последней перед пропастью. Он утерял доверие своих друзей раз и навсегда, а они так и не узнали всей его правды. Той правды, которая гложет его. Никто так и не понял о том, что Дженезису бывает больно и тяжело и никто никогда не задумывался, что означает его улыбка в гневе или грусти, никто и никогда не хотел понять того, что Дженезис никогда не забывает обид, что он всего лишь шел им навстречу. Но он остался виноватым, пусть и не признал своей вины. Свою вину он признает только в судный день, которому еще не суждено наступить.
Время не было потрачено зря. Анжил так и не понял, а возможно и понял, просто теперь это понимание предало его. Дженезис уверен…
Он посмотрел туда, в оранжевые небеса, туда, где уже нет солнца, далеко за пределы горизонта, а в его глазах отражалось море, сливаясь с цветом глаз, с цветом дрожащих в веках слез, а рука бессильно выпустила красную рапиру, она со стуком упала на пушку. Дженезис хотел бы рухнуть на колени и опустить голову, словно поверженный рыцарь, но этого не случится. Они жертвы подступившей оступившейся судьбы.
Эта правда сводит с ума всех. Она свела с ума его самого, она предала его, и Анжила она предала, они сошли с этих путей так и не договорив слов, которые обязаны были быть сказанными, все теперь перестало существовать, как и этот мир, как и все вокруг него.
Анжил ушел, все же, ушел вместе с ним. И в этом виноват Дженезис? И в этом виновата ошибка судьбы или возможно виновата эта правда? Нет. Виноваты другие вещи, которые всегда останутся непонятыми.
Там, затем горизонтом, где-то далеко Анжил страдает так же, ушедший вместе с ним, но в тоже время обособлено. Они бросили то, что знали и то, за что сражались долгое временя. Старое время прошло и кануло в летопись веков, и стало всего лишь историей трех друзей, которые выбрали разные стези одной дороги.

- Ты уже другой человек, да, Анжил? – Дженезис стоял у грязного оконного стекла, пытаясь через грязь рассмотреть до боли знакомые черты родины.
- Я успокаиваю себя тем, что не могу вернуться назад, иначе я считал бы себя другим человеком. Но, Дженезис… - Он посмотрел на него так, как смотрел всегда, даже в такие минуты Анжил оставался Анжилом. – Люди не меняются. Меняется их жизнь.
- Глупая отговорка. Наша жизнь не сменилась, просто стала такой, какой обязывала стать.
К чему был этот разговор ни один, ни другой не знали. Просто между ними было что обсудить, были вещи, которые они должны рассказать друг другу и поведать, но не хотели, что-то внутри все еще больно стучало в грудь.
- Мы сами выбрали это. – Анжил уходил из комнаты. Дженезис не стал его останавливать.
Анжилу всегда было тяжелее всех, он всегда страдал за всех и сразу, но теперь Дженезис не мог разделить с ним эту тягу. Ни Анжил, ни Дженезис не выбирали этих судеб, эти судьбы были выбраны за ним и дарованы при рождении. Дар, который может возвысить их над всеми другими, или же наоборот убить, и они канут в небытие.
- Надо было все ему рассказать да? – Спросил Дженезис, не поднимая головы, не отводя взгляда.
Ему было и, правда, тяжело спросить, задать этот вопрос, потому, что все знали ответ.
Анжил на секунду остановился и что-то хотел сказать, но воздержался от того ответа, который рвался с его губ.
- Его предаст эта правда, вот о чем я хочу сказать. – Сказал Анжил и захлопнул за собой дверь.

Жизнь уже не белый лист. Ночь все перевернет и оставит боль на потом, а солнце никогда не будет теплым, как всегда. Никогда они не окажутся здесь, никогда он не поймет их в полной степени, и никогда Анжил не будет считать, что выход есть. Лишь Дженезис знает, что выход есть, где-то. Он всегда был… здесь… в этом месте, где заходит солнце, в этом месте, где нет ни зла, ни добра, в этом месте, которое хранит атмосферу той дружбы, которую уже не вернешь.
Собрать слова и кинуть к ногам и лишь несколько слов могут убить. Правда, которая всегда открывает глаза никогда не сможет открыть глаза для них, не ложь предала их, а правда, которую все узнали в свое время, правда, которая погубила так много людей.
- Это всегда сложно пережить. – Голос Анжила был позади.
Дженезис закрыл глаза и произвольно слезы спустились с его недрогнувших век, легкая улыбка все же коснулась его губ, улыбка отпущения той боли, которую он не мог вынести в одиночестве.
- Судьба не делает ошибок, верно? Так в чем же наша судьба, Анжил? – Спросил Дженезис с тенью боли в голосе, впервые перед ним выставляя то, что ему тяжело. – Ее нет. Родиться только потому, что это было необходимо, родиться с такой судьбой стать уродом. А жизнь – это всего лишь отсрочка смерти.
- Дженезис… - Помотал головой Анжил, встав рядом с другом, положив тяжелую руку на его плечо. – Есть вещи, за которые не следует прощать… - Анжилу было тяжело, он сразу же опустил голову. – И есть люди, которые нас никогда бы не простили… - Он посмотрел на горизонт. – Но, все же, находятся такие люди, которые прощают подобную ложь.
- Но только не он. – Холодно выдавил из себя Дженезис.
Анжил кивнул.
- Но только не он.

Есть вещи, за которые не следует прощать, но, в конце концов, все приходят к прощению. Есть правда, которая предает, есть правда, которая убивает и она становится явной. Что лучше тогда, свет правды или полумрак лжи, ради чьего-то блага? Во лжи нет блага…
Дженезис закрыл глаза, вкушая прохладный зимний ветер Джунона. Не видно света за черной пеленой закрытых век, но он не чувствует тепла, но впервые в жизни понимает, что правда погубила их всех: Сефирота, Дженезиса и Анжила.

«Ложь перед самим собою - это наиболее распространенная и самая низкая форма порабощения человека жизнью».

Л.Н. Андреев

@настроение: Ненависть и ярость давно перемешались

@темы: Дженезис, Анжил, FF VII

---

~Немного об Аэрис~

Название: Тонкая нить аллегории

Автор: Сиссней-Турк

Герои: Аэрис

Сюжет: Жизнь человека подобна цветку...

[под дуновение ветра]

Многие сказали бы, что это ноша, которую нести всю жизнь, мысли, которые не отпускают ни днем, ни ночью, голоса, что не прогнать из головы. Но это все было не так, и только девочка-цетра об этом знала.
Она никогда не жаловалась, она никогда не пыталась убежать от своей судьбы. Это не потому, что ее все устраивало, или потому, что она смирилась, нет. Просто потому, что она знала, что в любой судьбе есть свои особенные качества, делающие ее достойной для того, чтобы исполниться. У нее часто спрашивали, почему она все еще улыбается, почему она все еще осталась доброй, чистой, наивной, как истинная Цетра, но вряд ли даже сама Аэрис ответит на этот вопрос. У нее просто нет внутри ненависти, она не умеет злиться, зная, что любое горе обязательно повлечет за собой счастье, что нет ни виноватых, ни потерпевших, они кружатся в одной канители жизни, нет смысла на кого-то держать зло или отказываться прощать.
И, тем не менее, у Аэрис были враги, были те люди, к которым ее не тянуло, которых она не хотела видеть, и были те моменты жизни, которые мог ли бы испортить ее, зародить в душе агрессию и ненависть, но Аэрис даже представить себе не могла, каково это.
Да… девочка, которая выращивает цветы, не знает, что значит причинять кому-то боль. Но именно она страдает от нее. С каждым новым годом, с каждым новым днем.
Каждый день ее нежного лица касается незыблемая линия грусти, словно гладкую водную гладь легкий ветер, тревожно поднимая маленькие волны. Сердце в груди стучит, волнительно настукивая мелодию тревоги, внутри голоса Планеты снова начинают о чем-то громко шептать, а внутри все переворачивается так резко и сильно, к горлу подступает тошнота так, что девушка заставляет себя остановиться и отстраниться от мокрой земли.
Недавно прошел дождь, но солнце уже выскальзывает из-за горизонта, хотя темных туч не слишком видно. Однако цветы чувствовали себя отлично, они распускались, им не нужно было больше того света, который просачивался в дыру крыши. Аэрис всегда удивляло это.
Каждый цветок, словно жизнь отдельного человека. Утром он распускается и цветет в полную силу, когда гроза, закрывается, в холода мерзнет, и опадают листья, но, не смотря на все жесткие условия этого места, цветы прорастают хорошо, цветут и благоухают. Их лепестки все равно остаются нежными, светлыми. Каждый цветок – жизнь человека. Такая незыблемая и незаметная, словно звезда на небе, совсем и не скажешь, что жизнь именно человека, наполненная смыслом и многими другими вещами, делающими эту жизнь особенной от жизней других существ. Но после смерти все попадают в Лайфстрим, а Лайфстрим дарует всем другую жизнь. Неизвестно какую, но явно не хуже той, что была.
Если бы Аэрис могла, она бы простила всех, кто не был прощен другими. Все должны познать в своей жизни свет и тогда они поймут, сколько ошибок было сделано во тьме. Если даровать прощение, можно даровать искупление, а это самое главное, к чему должен стремиться человек. Но, за этими уровнями, в этих трущобах не видно даже солнца и неба, а иногда хочется полюбоваться на Диану, спутник Гаи, разгадывать созвездия и угадывать звезды, которые совсем не ярко светят. Порой это снится, но сны всегда далеки от реальности, когда ты не видишь самой реальности. Однако Аэрис не было ни страшно, ни тревожно, главное было в ее жизни – решение маленьких проблем большой жизни. Да, для нее все проблемы – это мелочь, потому, что если зацикливаться на них, как о проблемах масштабных можно сойти с ума. Увы, многие люди так этого и не поняли.
Она видела в его глазах небо, глубокий океан, где едва заметно кружится метелью мако. Красивые глаза, добрые, не такие, как у других людей, а душа лишена страха, он еще не испорчен предательством, горечью и разочарованием.
При воспоминании о Заке Аэрис снова начинала грустить. Так быстро накатывало это теплое чувство грусти по нему, она скучала так, словно он был близким человеком. Но, ведь, наверняка, он уже стал для нее близким. Ему не нужно было ничего кроме ее поддержки и иногда непринужденной и легкой улыбки, она видела, как он смотрит на нее, словно на богиню, на ангела, а Аэрис покрывалась легким румянцем, однако Зак был открытым, она видела его насквозь.
Благодаря нему эти цветы цветут по-новому, с новой силой. Она ухаживает за ними, потому, что хочет, чтобы они были еще более красивыми, чтобы люди приносили домой свежие цветы, чтобы дарили их своим любимым людям, вместе с тем принося домой не горе и тоску по безработице, бедности и все прочему, а радость в кульке с желтыми кувшинками.
Ее бросило в холодный пот. Планета о чем-то хотела ей сказать, но Аэрис не могла разобрать, ни слова. Она подняла голову, ее взгляд был настороженным, словно она услышала скудные новости, пытаясь понять их смысл. Длинная коса спустилась со спины, перевалилась вперед, Аэрис впервые показалось, что она тяжелая, как никогда.
Но с виду не скажешь, что девочке было тяжело…
Вам когда-нибудь шептало на ухо пять человек? И каждый о чем-то разном, а вам нужно было всего лишь сосредоточиться, чтобы выслушать каждого, но вы не могли этого сделать, шепот возрастал, тембр, настроение говорящих. Аэрис слышала подобное каждый день, хотя порой Планета успокаивалась и уходила на мирный сон, но не в это время, словно что-то неизменно приближалось, стремительно.
Тонкие ручки девушки тряслись. Цветы не любят подобного, она быстро убрала тонкие пальцы с лепестков, прислонив ручку к сердцу. Только сейчас почувствовала, что сердце сильно стучит, так сильно, словно пытается вырваться из груди. Она встала, болезненно прижимая ладонь к груди, словно пыталась заглушить этот стук, но у нее ничего не получалось.
- Что ты хочешь сказать мне? – Спросила она, сложив руки в молитве и подняв глубокий взгляд зелено-голубых глаз к мокрым небесам.
Ее движения были плавными, как перекаты, переливы света, ни единое ее движение, только уголки губ иногда резко поднимались к верху в легкой улыбке.
Но Планета ничего не ответит, она никогда не отвечает на вопросы.
Аэрис опустила голову, закрыв глаза, перебирая в руках деревянные четки, подаренные как-то тетей. От них всегда веяло дубравой, свежестью и слегка отдавало морем. Порой на них падали ее слезы, порой они слышали ее не звонкий, но счастливый смех, выслушивали ее, постоянно намотанные на ладошки.
Если бы Гая ответила, Аэрис подумала, что это не Гая. Богиня никогда не дает ответов на вопросы и Аэрис знала, почему. Все дело в том, что люди всегда должны искать ответы, не смотря ни на что, ибо счастье – это путь, по которому они идут. Если бы все ответы даровались Планетой, их жизнь не была бы наполнена смыслом, никто бы не стал его искать.
И это предстояло сделать Аэрис. Найти смысл во всем. Только сейчас Гейнсборо понимала, что впервые в жизни убегала от себя. Она чувствовала Зака в потоке жизни, она оплакивала его смерть вчера ночью, позавчера ночью и сегодня ночью тоже будет плакать. Плакать и молиться, уткнувшись в пуховую подушку, так, чтобы за стенкой ее всхлипов не слышала тетя. Но тетя всегда слышала, и будет слышать.
Аэрис не знала, как умер Зак, она не чувствовала, чтобы ему было больно, его наполнял свет. Так печально знать, что единственный человек, которого она всегда ждала здесь, даже когда не должна была, теперь никогда не вернется. Она уверена, что он получил последнее письмо, он прочел его и может быть оно, и обрекло его на смерть. Но кого винить? Тех людей, или того человека, который лишил его жизни? Или его самого, потому, что сам пошел на эту смерть? В любом случае это уже свершилось.
Жизнь человека похожа на рост цветка… и в результате его срывают или он гибнет под холодом. Всегда так было, цветут порой неважно, иногда вообще не цветут, а случается и так, что они дарят счастье. Каким цветком был Зак? Тем, что завял, не успев расцвести, или его время уже пришло.
Аэрис опустила руки, словно силы молиться уже закончились. Крупинки слез блеснули в ее глазах, руки слегка дернулись, а после передернуло все тело. Беспомощная… ей остается только молиться и знать, что сейчас с ним все в порядке… но…
Так жаль… - это приговор себе, своей судьбе. Аэрис присела на одну из скамеек, смотря, как цветы снова раскрываю свои нежные «крылья». Дождь уже проходит, капли ручейками скатываются с крыши, пахло новой свежестью, пахло мокрой землей. Дождь шел целых три дня, словно напоминал ей о том, как нож вошел в ее сердце в тот миг.
Ей казалось, что она видит его глаза, снова и снова, и улыбку, он оборачивается в белом свете и показывает жестом, что у него все хорошо. И это главное – понимание того, что ему больше ничего не грозит.
Но жаль! Снова жаль! Она не хотела, чтобы он умирал, она ждала, всегда ждала… без смысла. Любила. Впервые в жизни любила. Чисто. Так, что похоже, на всю жизнь. Но нельзя винить никого. Никто не виноват.
Ее принципы превращались в воду, в песок. Одна история, повернувшая ход всей ее жизни. Парень, упавший на нее с неба, как ангел и всегда им будет. Он пришел с небес, чтобы сделать ее чуточку счастливее и ушел, поняв, что не в этом счастье.
Планета успокоилась, голоса утихли, и на Аэрис надавила стоящая тишина. Только звуки капающей воды успокаивали ее разбитое сознание.
Только сознание. Ни сердце. Сердце не разбито, минута полной тишины сохранила веру во что-то, за что она держалась крепко, как никогда, во что-то, ради чего могла бы просто жить. Живет сейчас и будет жить еще.
Зак не оставил бы ее. Ни за что и никогда, а значит, в ее жизни должно случиться что-то хорошее. Она уверяла себя в этом, глазами оглядывая родную обитель. Она бы тоже хотела подарить кому-то свое тепло, она бы тоже хотела, чтобы о ней грустили однажды, так, чтобы от этой грусти становилось тепло при одной мысли о ней. Но все, кто был рядом – неизбежно погибает. Ни друзей, ни родных, только клумба в храме и торговое место в парке. Этого хватит для маленького счастья большой жизни.

В ее руках цветок обретал какую-то сверхъестественную силу и красоту не присущую ни единому, известному ныне, цветку. Она не творила с ним никаких чудес, она просто держала за длинный зеленый стебель, крутя его, рассматривая, до боли знакомые, черты растения. Каждый лепесточек.
- Эти цветы - она улыбнулась, положив сорванный листок на землю, в тонкую траву, она увидела, как светловолосая голова резко повернулась в ее сторону – как люди. – Вряд ли этот цвет будет расти, скорее всего, умрет и превратится в перегниль, облагораживая почву клубни. – Они живут по одному закону, совсем беспомощные, беззащитные, поддаваемые легким дуновением ветра. Утром распускаются, покрываются росой, а ночью пытаются не замерзнуть, скрывая самое дорогое за толстым слоем лепестков. Зимой вянут, но встают из-за снега каждую весну, всегда вставали, сколько себя помню. И в тоже время цветы – это не люди, это что-то большее…
Она бы не сказала подобных слов некоторое время назад, никогда бы не подумала, что откажется от того, чего придерживалась долгое время, была предана каким-то принципам. Один человек сказал ей, что никогда нельзя быть в чем-то уверенной, ибо именно эта уверенность ранит нас больше всего, когда с крахом падает и распадается. Аэрис помотала головой и ответила, что каждая гарантия строит фундамент нашей жизни. Но снова ошиблась, когда поняла, что жизнь полна сюрпризов и, ни какая гарантия не обеспечит жизнь или смерть.
- Почему? – Он присел рядом.
Явно – он не понимает, о чем она говорит, но хотел бы понять. Единственный человек, который понял Аэрис был Зак, но Зака уже нет, нет долгое время, в потоке его частицы сильнее других, она уверена, что на небе давно горит яркая звезда, она бы хотела ее найти глазами и поздороваться с ним, но здоровается только с пустотой храма, каждое утро, заходя в эту обитель.
- Цветам не нужно ни счастья, они не страдают от горя. – Она наклонилась к растениям, что-то делая с землей маленькой лопаточкой. – Им не важно, богат ты или беден, добр или зол… только бы солнца тепла, чьи-то, по истине, заботливые руки и немного сточной воды в почву.
Клауд усмехнулся. Аэрис пыталась доказать себе, что они с Заком похожи, даже внешне, иногда характером, но удивлялась с каждым разом, видя, что Клауд не зал друга так, как его знала Аэрис. Не знал даже того, чем или кем были для него эти цветы. Единственный человек, который понимал, видел большее из маленького, владел этим ремеслом.
- А людям порой нужно так много… - Ее хватила легкая грусть, едва коснулась ее полузакрытых век. – И они не видят, что счастье совсем не в тех желаниях, которые они испытывают. Если бы все люди начали думать… - она обратила светлый взгляд на Клауда, пытаясь узнать там Зака, но не узнала… снова не узнала… - наш мир был бы намного лучше.
- А зачем грезить о том, что никогда не случится? - Спросил с интересом Клауд.
Аэрис странно хихикнула. Не ясно, что означал этот смех, может быть вообще ничего, но в глазах у нее что-то блеснуло. Она явно хотела что-то сказать, но снова умолчала.
Ему никогда не понять. Не понять того, что жизнь человека похожа на жизнь цветка.
Тонкая нить аллегории, заставляющая все еще выживать и жить.
Тонкая нить аллегории ведь ничего того, что она видела, не существовало.
Она начеркала новое письмо Заку, а мимолетная слеза сползла с ее гладкой щеки без помех, капнула на белую бумагу.

«Вряд ли оно дойдет до него… - она свернула бумагу. – Вряд ли что-то изменит – прислонила к сердцу, наполняя любовью. – Но может быть принесет маленькое счастье в его большое горе… - Она хотела бы плакать еще, ведь не знает, дойдет ли до него последнее, что она хотела бы сказать, перед тем, как свершится то, что она видела. – Жизнь человека подобна жизни цветку… - Она взглянула на маленький горшочек с тремя цветочками, точно такими же, за которыми ухаживала в церкви, на окно крапал дождь, но солнце еще закрадывалось через оконную грязь. – Им ни нужно счастья, чтобы жить и цвести, только бы немного солнца и сточной воды в почву… - Она встала с места плавно, как будто легкая волна по воде, скользнула к маленькому окну и еще раз протерла стекло, впуская не яркий дневной свет нижнего Мидгара, они привыкли называть этот свет солнцем, однако ничто никогда не заменит настоящих теплых лучей. – Жизнь человека, как жизнь цветка… зависит от порыва ветра».
Тонкая нить аллегории, заставляющая все еще выживать и жить.
Тонкая нить аллегории, ведь ничего того, что она видела, еще не случилось…
Она начеркала новое письмо Заку, а мимолетную слезу сменила лучезарная улыбка. Эти люди – цветы, разные, но по-своему прекрасные, а ей нужен только один цветок, неизбежно погибший из-за порыва ветра.

«О, сколько их на полях! Но каждый цветёт по-своему – вот высший подвиг цветка!»
Мацу Басё

@настроение: Меланхолик

@темы: Аэрис, FF VII

---

~Плач о Руфусе~

Название: Когда бьется сердце

Автор: Сиссней-Турк

Герои: Руфус Шин-ра, Артур Шин-ра

Сюжет: Люди не меняются, меняется их жизнь

[фортуна дает в долг под проценты]

На дисплее МРТ тонкой линией протекала ее беспомощная жизнь. Ее сердце почти не стучало, а его, наоборот, настукивало набат. В голове юного мальчика возникали вопросы о том, что могут сделать деньги, а уста взрослого человека, отвечали ему, что они могут сделать все, однако глаза юноши видели иную картину.
Ее рука чуть приподнялась. Кожа и кости, и только золотое обручальное кольцо едва держится на тонких длинных пальцах. В маленькой щелочке глаз она видела его, а он попытался перебороть себя и сжать крепко в объятиях ее холодную руку.
Женщина с роскошными русыми волосами, которые уже не излучали той благородной живой красоты, лежала на длинной кровати в стационарной палате. Пики МРТ навевали страшную тоску. Он знал, что она умрет, как впрочем, об этом знала и она, но каждое мгновение, проведенное с мамой в палате, напоминало Руфусу о тех мгновениях его сложной жизни, когда жизнь поворачивалось в легкое русло.
Она улыбнулась ему. Руфус плакал без слез. На ее синеватых обветривавшихся и сухих губах появилась теплая улыбка сыну, единственный человек, который заставил бы сердце юного Шин-ра гореть ясным огнем. Сухая пленка порвалась от улыбки и на тонких ее губах появилась толстая капля крови.
Не все можно купить деньгами. Маму ему никто не заменит, никто не купит и уже никто не вылечит, ни за какие деньги. Но Руфус слышал, как она сама ставила этот приговор себе.
Каждый день он слушал ругань из-за стены. Мама с папой спорят на повышенных тонах, снова что-то делят.
Маленькое оружие большой мести...
Она крикнула ему последнее «нет» и закрыла дверь, зайдя к сыну в комнату, а через неделю уже лежала на этой койке, а в Руфусе еще тлела надежда на то, что мама поправится. Папа ничего не говорил, он никогда ничего не говорит, но Шин-ра видел, как прекрасный цветок увядает с каждым днем.
Руфусу было сложно понять, что понималось под этим «нет», но видимо этот ответ и решил судьбу его единственного родного человека.
Его бросало в дрожь, ребенок дрожал, не потому, что в палате было холодно, а потому что в душе наступили холода. Она увидела, как глаза мальчика, глубокие, еще зеленые, в точности, повторяющие ее глаза, покрываются холодной печалью, и она сказала ему, хриплым голосом, ведь молчала три месяца:
- Не грусти. – Рука поднялась выше, прикоснувшись к нежной щечке сына.
Руфус заплакал. Слезы скатывались с его глаз, скользили по щекам, попадали на пальцы маме, а она все улыбалась, словно там впереди ее ждало будущее, что-то лучшее, новое. Но почему она покидает его? Почему сейчас? Почему она меняет его, своего сына, на лучший мир?
Она медленно отвернулась, ее рука соскользнула со щеки мальчика, упала на белые простыни, слилась с белизной кровати. Глаза ее закатились, она опустила веки в смиренном сне, прощании, отвернувшись лицом к окну.
Аппарат МРТ может быть, просто заклинило. Порядочные пики работы сердца сменились долгим протяжным звуком натягивающихся нервов внутри Руфуса, вместо резких линий на клетчатом экране появилась сплошная линия, непрерывная линия смерти, как будто тонкое лезвие, о которое он, Руфус, готов рассечь свое горло.
Белая дверь слегка открылась, бесшумно, запахло резким дорогим одеколоном отца. Руфус плакал, в один момент ему показалось, что он захлебнулся слезами, машинально падал на пол со стула, но рассудок говорил ему о том, что он просто сидит, опустив голову вниз.
- Руфус. – Позвал его строгий низкий голос Артура. Он распахнул дверь, возвышаясь в дверном проеме. – Идем.
Одно слово, которое убило Руфуса. Отец звал его, он знал, что она умрет, и, возможно, хотел, чтобы сын видел это. За что?
Руфус перевел злобный взгляд, полный слез на отца. Зубы его скрипели от детской ярости, в глазах огонь ненависти успешно разгорался в слезах, сияющие зеленые глаза потемнели, мальчик сжал руки в кулаках. Он ненавидел своего отца, только сейчас Руфус понимал, что потерял единственного в мире человека и теперь судьба вела его далеко за пределы понятий «хочу», теперь в его жизни появится новое понятие: «надо», ибо надо продолжать жить и бороться, копить в себе ярость, не отставать и не останавливаться… быть рядом с этим человеком, который позволил своему сыну видеть смерть матери.
- Идем! – Его голос повысился в тонах, он говорил с сыном, словно с солдатом.
Руфус не хотел уходить. Его сердце билось так часто, его руки тряслись, его знобило, тошнота подступала к горлу, голова кружилась, ярость, злость, обида, разочарование дурманили сознание маленького мальчика.
Но Руфус приказал себе встать. Мама всегда говорила ему о том, что нужно оставаться сильным даже в тех ситуациях, в которых сила уходит, морально держать свою планку. Но только сейчас детский ум Руфуса понял смысл этой фразы, игры закончились с последним вздохом мамы, его прежняя жизнь сорвалась с обрыва, словно ее рука с его щеки, воспоминания уходили через слезы. Стать сильным для Руфуса означало стать эгоистом.

Куда он тогда ушел? С того часа, когда он следом за тучной фигурой отца вышел из двери, прошло десять лет. Вот он сидит в кресле администратора, вице-президента, хотя нет, это иллюзия, возникла перед Руфусом. На самом деле то мгновение входа в новую жизнь – никогда не покидает его. Отец сидел за белым стеклянным столом, что-то быстро писал, царапая бумагу острым пером ручки, а Руфус стоял у окна. Они молчали, а это означало только то, что отец сейчас поставит подпись на приказе очередного убийства и начнет кричать на него, делая вид, что воспитывает.
- Ответь мне. – Звук царапания ручки сменился на звук слегка встревоженного, но раздраженного и настороженного начальника, шефа, президента, кого угодно, но не отца. – Или объясни…
Руфус закрыл глаза, а потом резко развернулся, распахнув голубой взгляд, глубокий океан мако.
- Я не обязан тебе ничего объяснять! – Властно ответил Руфус.
Все изменилось. С тех пор все изменилось. Артур Шин-ра потерял сына, но приобрел будущего властителя, принципиального, настоящего Президента компании.
Артур Шин-ра ничего не ответил, его взгляд застыл на сыне.
Светлые прямые не длинные локоны, не линейной длины, впереди длиннее, чем сзади, высокий стан, плотное тело, однако наполненное мышечной массой, совершенно взрослое лицо, в глазах ледяной океан, на губах, ничего не означающая, едва заметная улыбка. Яркие лучи солнца обнимали высокую фигуру, его белый костюм светился белизной, волосы на свету были идеально золотистыми. Так похож на свою мать.
- Что случилось, Руфус? – Спросил он, положив ручку на стол.
Руфус резко отвернулся, незаметно опустив взгляд, он стал болезненно грустным. Что случилось? Случилось не поправимое – он никогда не оправится от той потери.

Холодный ветер бил ему в затылок, светлые волосы бросало из стороны в сторону, белый плащ развивался на шквальном ветру. Он бы хотел закурить, но ветер здесь тушил всякие намеки на огонь, да и дым давно не способен его успокоить. В груди тихо стучит сердце, мысли встревают поперек горла, как и наступающая горечь. Грусть тронула черты его лица, задумчивость, одиночество.
Слегка моросил дождик, на Мидгар тонкой шалью опустилась ночь. С той высоты, с которой он взирал на свои владения, он видел далекие мако-реакторы, там поднималась голубая дымка жизни. И его жизни, и жизни других людей.
Ему не было холодно, хотя, по сути, на такой высоте и с таким ветром и холодно, и страшно, однако ничего не брало Руфуса, ничего не заставляло его страдать, кроме как горе, испытанное так давно, что он должен был уже про него забыть, но про такое не забывают. Не забывают и о том, что сделали люди давным-давно, нужно уметь прощать. Руфус умел, но не хотел этого делать.
Нельзя запятнать свою репутацию элементарными человеческими чувствами. Нет, не потому, что Руфус не человек, а потому, что он особенный из рода человеческого. Маска эгоиста так часто стала срываться. Чем старше Шин-ра становился, тем чаще он думал все бросить, стать обычным человеком и уехать туда, где будут править бал другие люди. Но его учили, что никогда и, ни при каких обстоятельствах нельзя сходить с той тропы, которую выбрал или, которая была дарована судьбой.
Меняет не слабо. Все меняет.
Ему бы хотелось кричать куда-то вдаль, чтобы это услышал весь Мидгар, но он не может себе этого позволить. Под маской строгого и сурового человека, Руфус скрывает то, что никогда не раскроет окружающим, то, что даже не признает для самого себя. Это говорит о его силе духа, или, наоборот, о неизбежности отчаяния, вызванное психической слабостью? Почему сны, где она умирает, единственная женщина, которую он по-настоящему любил, становится все ярче с каждой новой ночью? Почему ему снится ее смерть, а не жизнь? Почему в том сне он все еще тот девятилетний мальчишка. Это было так давно, что пора бы об этом забыть. Он забывал всегда, неизбежно одно горе в его жизни замещало другое, и только это горе не уходит, гвоздями приковано к стенкам души.
И оторвать его нельзя. Отец отверг то воспоминание и даже тогда, однажды, он не поминал маму. Может быть, не любил больше, может быть не хотел вспоминать. Но Руфус выбрасывал из головы отца, потому, что тот был мертв, а маму… не мог выбросить из души, потому, что она жива в сердце. Однажды его память закроет дверцы, он уверен, но не в этот холодный осенний вечер.
Людям всегда хочется грустить, хочется испытывать боль. Не потому, что они хотят быть жертвами, а потому, что они всего лишь живы, пока в их жизни есть боль, потому, что счастья нет и близко.

- Я прошу относиться ко мне, как к твоему отцу, а не так, как ты относишься ко мне в данную минуту! – Он стукнул кулаком по столу.
Сердце Руфуса даже не екнуло. Он стоял в дверях, не то, чтобы он не решался идти дальше, просто какая-то сила не давала ему пройти, между ним и этим человеком, называющим себя его отцом, выросла стена. Руфус не хотел ругаться с ним, но не хотел и мириться. Столько долгих лет прошло, прежде чем младший Шин-ра стал сильным человеком, сильным характером, не прошибаемым, стойким, идущим по головам, столько сил было затрачено на то, чтобы удержать эту жизненно важную ненависть к отцу и столько воли, чтобы решиться на крайние меры.
Но Руфус молчал. Ни говорить ничего – значит уважить его, сказать – значит оскорбить, но молчать, когда от тебя просят ответа – проявить не уважение. Руфус не уважал своего отца.
- Почему ты молчишь, мальчишка!? – Крикнул, вскочив со стула, навис над столом, как тучный призрак, грозный.
Смуглая кожа лица Артура Шин-ры превращалась в огненно красную. Злость блестела в его узких глазах. А Руфус позволил себе всего лишь улыбнуться. Все это так банально, все глупо. Кричать на него – еще один способ заставить Руфуса признаться себе в том, что отец его не заслуживает ни этой власти, ни этих денег, ни этой компании, ни своего сына.
«Дай другому прокричаться, кивай ему и соглашайся, как бы это не задевало тебя, а потом начинай психологическую атаку, в состоянии выпущенного гнева человек уязвим, он поддается внушению» - Руфус проговорил это снова. Если бы не те книги по психологии, которые он прочел, он бы был похож на своего отца, в руках которого все шибко зыблемо.
- Да. – Кивнул Руфус с холодом внутри, а на лице появились лживые эмоции сожаления, однако маски отвердели, они перестали быть глиной, они не позли по швам.
Плечи Артура Шин-ра едва заметно опустились, совсем незаметный выдох Руфус уловил четко. Психология, жесты, мимика… все для того, чтобы понять этого человека, все книги и обучение, чтобы не стать глупцом, как этот человек.
- Почему ты ведешь себя так? – Спросил он, жара в голосе уже не было, но одно лишнее движение и он снова взорвется.
Это был бы тупик, ведь Руфус не умел лгать… но тогда… в прошлом… когда ему было девять лет.
- Как? – Переспросил Руфус, отходя к окну главного кабинета человека, владеющего всей Планетой. Однажды он посмотрит в это окно, будучи уже полноправным владельцем всего.
- Эгоист! – Стук кулака по столу опрокинул маленькую вазу с цветами, упали какие-то рамки, подставка для ручек, почти все, что могло упасть, попадало. Но только не самоуверенность Руфуса.
Артур думает, что он, Руфус виноват, но никто кроме старшего Шин-ра, ни виноват во всем. Он думает приткнуть его к стене, сделать больно, очередной раз, заставить задуматься над чем-то, в общем-то, пустым, но все это обманный маневр. Руфус пришел сюда, чтобы еще раз пошатнуть больное самомнение отца, еще раз ударить по сердцу, незаметно, хитро, ловко, как ассасин, сделать больно ради какой-то цели, словно это был не он.
- Не любишь никого кроме себя и своих денег! Не ценишь даже своих сотрудников, не ценишь ни их личности, ни их жизни!
Что страшнее: не любить своих сотрудников и не ценить их жизни, которых он и знать не знает, или не оплакивать смерть жены, не поминать женщину, родившую его сына, приводить домой «дорогих» женщин, пока сын спит?
- Я хочу, чтобы ты понял! – Снова повторял Артур. – Ты – мой сын!
Грустная улыбка коснулась губ Руфуса Шин-ра.

Он не был никогда его сыном, хотя некогда называл его отцом. Ни одна слеза не сползет с его щек ни сегодня, ни завтра, ни через год. Только мурашки будут ползти по телу в напоминание о том, кем он был и как он жил, и главное – что он сделал. Мама бы сказала, что Руфус сделал ошибку, но даже сейчас, стоя на этой высотке при этом ветре, Шин-ра понимал, насколько сильно он во всем ошибся. Однажды всем надоедает быть жестокими и холодными, иногда хочется куда-то убежать, иногда просыпается совесть. И он, правда, сожалеет о том, что так все вышло, и он правда сожалеет, что не ответил тогда ему.

- Ты не смеешь просить меня даже о капле моего уважения! – Он кричал, потому, что больше не было смысла молчать, он махал руками в знак своего сильного раздражения. – Ты не сделал мне ни единого добра в жизни! – С долей разочарования выкрикнул Руфус, рукой отправляя, капну золотых волос назад. – Ты только упрекал, ты только делал больно и ты конечно же не чувствуешь своей вины!
Артур ничего не говорил, он просто не успевал за ходом мысли Руфуса. Тот лишь в гневе стал вытаскивать что-то из дальнего кармана, это оказался темный кожаный, дорогой бумажник, а оттуда вылетел не хилый десяток бумажного счастья.
- Мне этого не нужно от тебя! – Он бросил кошелек в отца, словно это была перчатка на дуэли. – Мне ты не нужен. – Он не орал, но его слова стали проникновеннее, слышалась смиренная и пугающая ярость, которой не должно быть, ведь это его сын.
- Руфус… - Попытался что-то сказать Артур, но Руфус резко отвернулся.
С его глаз поползли слезы, ярость приносила больше боли, чем всегда, ярость приносила разочарование в самом себе. Руфус говорил себе, что нужно остановиться, но он не мог этого сделать, нечто, растущее долгие годы, внутри вырывалось наружу. Он монстр.
- Это ты сделал меня эгоистом, это ты сделал меня монстром и как ты смеешь называть меня после этого сыном или хотя бы по имени! – Горячо выговаривал Руфус Шин-ра, сжимая руки в кулаках. – С меня хватит боли! – Он резко повернулся, показывая слезы своему отцу, но, не видя ничего на лице последнего.
- Я не хотел причинять…
- Но ты делал это! Каждую минуту, проведенную в компании с тобой, я ненавижу! – Он бил не по сердцу Артура, а по-своему сердцу, сам себе сейчас делал больно и восполнял ненавистью ко всему и всем, и не понимал, что сходит с ума, подобно всем, кто испытывает подобное чувство.
А слезы щекотали его щеки, проходя по переносице, соленые на вкус сливались на губах, ресницы уже смочены, веки тяжелеют.
- С самого детства, когда умерла мать, я тебя ненавижу, за то, что дал ей умереть, за то, что заставил своего малолетнего сына видеть, как она умирает! Ты не человек! – Руфус быстро смахнул, лениво ползущие, слезы, такие тяжелые и холодные.

Он бы не хотел больше никогда этого не вспоминать. Ни смерти своей матери, ни смерти своего отца внутри себя, ни той сильной ненависти, уже покрытой толстым слоем льда. Ни хотел бы вообще относиться к этому, быть частью этого, но так все сделал он сам, еще всем глупый, совсем не знающий и не думающий ни о чем и ни о ком, кроме себя.
В тот вечер, когда его мать сказала «нет», она говорила об облучении мако, что могло спасти ее от неизбежной смерти рака мозга, но она не согласилась и приняла свою смерть. Руфусу никогда не понять этого, но он, вопреки себе, не держит на нее зла за то, что не хотела становиться частью этого проклятого мира. В любом случае, она не хотела бы, чтобы Руфус тоже стал, но он уже облучен, он стал еще дальше от нее и тех желаний, которые она испытывала, которые хотела воплотить в сыне.
Неприятно признавать, но Руфус был и остается эгоистом, который никогда не перестанет им быть, но даже эгоистам, жестоким и холодным людям становится плохо от своих поступков. Но почему-то Руфус спит ночами… Судьба? Никак ее не повернуть, никак не сделать все иначе ни сегодня, ни завтра, а жизнь наша – это ступени, которые приводят нас к определенному выводу. Было бы глупо Руфусу думать о том, что меняться никогда не поздно, потому, что есть обстоятельства меняющие человека, как в плохую, так и в хорошую сторону. Может быть, когда-нибудь Руфус будет стоять здесь, а его будет греть солнце, когда-нибудь он потреплет за голову своего сына или будет на руках держать дочь, целовать любимую женщину и спать спокойно, но не этой ночью и может быть, ни в этой жизни.

«Кто меньше полагался на милость судьбы, тот дольше удерживался у власти»

Макиавелли

@настроение: Я холерик, а жизнь моя говно

@темы: Фин-фики, Руфус Шин-ра

---

~Все еще сжимается сердце~

Не могу ничего с собой поделать. Просто тупо скучаю по Неро.
Чем больше я понимаю, что есть шанс найти его - тем сильнее начинаю по нему скучать.
Динч найден, остался только Неро... последнее звено...((((
Где же ты? Кусочек тьмы, который так мило мурлыкал... *плачет*

@музыка: к черту ее

@настроение: Кровь из носа, ужас

---

~С днем рождения EraDanTi~

С днем рождения
^^

@настроение: Dance

---

~Агония~

Принимайте порцию FF

Название: Агония

Автор: Сиссней-Турк

Герои: Анжил, Сефирот, Зак

Сюжет: Каждый делает выбор, в конечном итоге

[Все когда-нибудь делают выбор]

«Сегодня мир пал. Он жил долго и неизменно. Убив себя, он убил всех, с кем связан, ударил прямо в сердце. Одно могу сказать точно, что это был эгоизм. Ничего кроме него. Нет оправданий и негде их найти, даже искать бесполезно. Есть факт того, что уже ничего не вернешь, а как справиться? Как справиться с чувством обреченности, которое не отпускает даже во сне. Не спрятаться, не убежать, везде преследует горе.
Потерять друзей, потерять собственное «я» и никогда не вернуться к тому, что было. Есть ли надежда?
Дрожь по коже. Надежды нет. Понимаешь ли ты, что это за чувство, когда тебя отпускает то, за что ты держался много времени. Без оправданий. Без слов. Просто ушел, пожелав удачи.
Удачи? Какая здесь может быть удача, когда ты не успел сделать то, что должен был, то, что хотел. Разве приятно это чувство, понимания того, что кто-то оборвал последние ниточки твоей веры и надежды? Надежды на мир.
Но мир сегодня пал. Мой мир. Не тот, который вы привыкли знать, под этим словом. Нет. Планета все еще вращается под ореолом Гаи. Мой мир пал.
Даже не знаю от чего хуже смерть. От вутайского армейца, от меча Сефирота, в огне сгореть, или задыхаться без воздуха, захлебнуться собственной кровью или висеть прикованный крюками к потолку? И ничего из этого мне не страшно. Смерть душевная хуже любой другой смерти.
Анжил…? Мне кажется, мне кажется, что он рядом, всегда. Он оставил столько вопросов, на которые мне хочется найти ответ, но на них нет ответов! Для чего?
Наверное, он бы сказал мне, что на каждый вопрос находится ответ, но я, как всегда, слеп. Да! Я слеп, потому, что не вижу того, что у меня под носом. Анжил не мог просто взять и предать всех нас, потому, что это не то, что он бы хотел, не то, о чем он меня учил! Предать друзей, предать братьев, предать меня! Все эти словосочетания не уместны и абсурдны».
Прочитав это несколько раз, он сжал крепко рукоять бастера. Корявый почерк был известен ему. На желтоватом смятом клочке бумаги крупные разводы от слез. Он плакал, когда писал это. Сердце человека сжалось, он дотронулся до своей груди, сжав в кулак руку, словно там, в ладони было сердце. Кровь кипела внутри, не от злости и ярости, а от режущего чувства вины. Он бы плакал, если б мог.
Но плачет исключительно его душа, а мысли путаются к голове, сердце кричит ему: «Вернись обратно!», он раз за разом перечитывает эти строчки на смятом клочке бумаги, а потом опять сминает его и небрежно запихивает в карман. Сердце набивает набат.
Глаза поднимаются к темным небесам. Адзит. Белый свет освещает ночную тьму столицы. Он одинок. Сидит у озера с желанием опуститься туда и никогда не подниматься со дна. Он бы наверное никогда не чувствовал своей вины, если бы ни этот клочок бумаги, если бы ни этот щенок, который въелся в память, в сердце, в душу.
Но выбор был сделан и назад с дороги этой не свернуть. Впереди только месть и зло, к которому не лежит его душа, которые он никогда, в полной степени, не сможет постичь. Нельзя так просто забыть свою жизнь, только в эти минуты он понимает эту истину и принимает ее, нельзя забыть людей, которые делали эту жизнь достойной.
Холодный свет Адзита освещает его строгие черты лица. Одинокий воин, путник, странник, солдат, сбежавший с тропы одной войны, чтобы начать новую войну с самим собой. В его глазах светилась грусть, голубой огонь взгляда не был привычно теплым. Темные волосы беспорядочно торчали в разные стороны, он ворошил их руками в немой истерике.
От озера навевало холодом, святой дух, витающий среди деревьев, сводил с ума, он чувствовался вокруг.
Он сидел с опущенной головой на земле, рядом лежал фамильный меч, боевой меч лежал далеко в стороне, отброшенный, отвергнутый. Анжил был мертв.
Принять решение не трудно, трудно справиться с последствиями своего решения – это Анжил знал точно. Он принял решение уйти с дороги, просто свернув, ничего не сказав человеку, для которого он стал подобно отцу, ничего не сказать близкому другу, который горестно вспоминает о нем, ни тому другу, которого он уважал, ни тому другу, которым дорожил с детства.
Но выбор сделан. Как ни крути. Нет ни выхода, ни входа. Вряд ли его поймет хоть кто-то, кроме него самого. Угнетает, а дрожь бежит по спине и от нее исходит странная боль, словно бьют плетью.
Машинально достал сотовый телефон. На экране уже не привычная картина с логотипом Шин-ры, а любительская фотография… друзей… Сефирот и Дженезис, два лучших близких друга, и те не поняли бы его. Впрочем, Дженезис и сам пропал, Анжил знал, где его искать и что нужно делать, но не торопился делать поспешные выводы. Однажды он уже поторопился.
- Щенок… - Выдавил из себя Анжил, просматривая фотографии.
На одной из них Зак лукаво улыбается в камеру. Анжил краем губ улыбнулся, всматриваясь в яркие глаза молодого человека. Они светились радостным огнем. Не было ни разу, когда бы этот огонь гас.
- Бесенок. – Анжил грустно усмехнулся, закрыв крышку телефона, положил обратно в карман.
Хотел бы он прослушать все сообщения, пришедшие ему, но душа говорит: «хватит бить меня. Если ты решил оставить это, оставь, в самом деле». И она права. Напоминанием того, что в его жизни были дорогие люди, станет только записка в кармане.
Вскочить. Бежать. Делать что угодно!
Однако… Анжил всегда скрывал то, что нельзя было скрыть, признавался в правде лишь самому себе, пуская пыль в глаза другим людям. И вот к чему это привело – не хватило мужества сказать обо всем, попрощаться, сказать правду, ведь он так долго убегал от нее, что забыл, что значит остановиться.
Тяжелый вдох.
Щенок не простит.

Зак сидел один, из своей маленькой квартиры, предоставленной Шин-ра, видел весь кипящий и живущий город. Среди людей, которых не знал, искал высокую фигуру, но только лишь глазами. Может быть, есть хотя бы какая-то возможность, что Анжил появится здесь и поднимет томный взгляд на его окно. Но Зак не верит даже этому. Нет ни новостей, ни фактов, только догадки и смешанные мнения разных людей.
«Гордость – сложная вещь» - Тогда его улыбка ничего признавала глупость юноши и мудрость самого себя, однако все в Анжиле было лживо, каким бы чистым не казался его закрытый образ. Зак слегка ударил кулаком по стеклу, по крепкому стеклу, которое отделяет его от того мира.
Сердце в груди все бьется и бьется, ничего не говоря ему. Нет таких слов, чтобы подбодрить его, сейчас все вода.
Несколько дней назад Зак понял, что людей характеризуют лишь их поступки, а не слова. Анжил всегда говорил о хваленой гордости, кажется, был наполнен ею, а теперь Зак понимает, что это ветер, холодный ветер разочарования. Анжил не был полон гордости. Он был полон мечт об этой гордости.
«И он предал нас» - слова Сефирота добирались до Зака даже во сне и тот неизбежно открывал глаза.
Нет. Не мог и не предал.
Губы шептали: «он вернется», а сердце отвечало: «нет, не вернется». Смирись.
Зак сидел на широком подоконнике, пустом. В его маленькую скромную обитель закрался не яркий свет ночного Мидгара, однако с такой высоты все было маленьким, словно песчинки и было видно небо. По ореолу города вырывался поток, освещая магистрали, дороги, некоторые жилые кварталы.
Только тяжелое дыхание слегка разгоняло нависающую тишину. Только тусклый смешанный свет отгонял от Зака мрак, только горячее тепло внутри тела не давало ему замерзнуть.
Это его вина. Зак закрыл глаза, положив голову на косяк длинной оконной рамы. Руки лежали на чуть согнутых коленях, ногами он упирался о другой косяк.
Нужно продолжать жить, ведь он дышит, нужно продолжать работать, нужно просто существовать, даже, как растение. Потерянная надежда найдется вновь. Всегда находится.
Почему так трудно отпустить?
Небо мстит.
Бежать от всего, чтобы снова найти.
- Анжил… я верил тебе. – Голос Зака не был таким, как всегда.
Наполненный болью и грустью голос. Стрелы прямо в сердце, от сердца побежала кровь, к горлу подступали слезы и тошнота. Невольно слезы сами хлынули в закрытые глаза, прорываясь через опущенные веки, через, еще не высохшие, ресницы.
- Анжил… я просил тебя! – Зак спокойно сглотнул.
Он открыл глаза полные слез. На голубом их фоне они казались настоящим океаном. Уже не прозрачным небом, а глубоким океаном, слезы скатывались по щекам, касались губ и исчезали в них.
В сердце вонзили кинжал, слезы обжигали кожу, внутренний холод пробирал до костей, предательство не давало думать о чем-то другом.
Зак не знал, где Анжил, но чувствовал, что все еще рядом.
- Где твоя хваленая гордость? – Еще две крупные капли сорвались вниз, долго дергаясь на ресницах глаз.
Первые в жизни слезы.
- Остановись Анжил… - С обреченной надеждой протянул Зак, будто видел его своими глазами.
Но Анжил не остановится и не явится сюда, от этого понимания кружилась голова. Как все может разрушиться в один миг, все, за что он держался.
Только слабая надежда в сердце, что это он взял тот листок, что это он нашел его, в неизвестность посланное письмо, нашло своего адресата.
- Мне больно, не потому, что ты предал меня. – Сказал Зак, вытерев последние слезы, снова повернулся к окну, снова его голубые глаза озарили разноцветные огни фонарей. – А потому что ты, будь ты проклят, не можешь объяснить, какого черта ты это сделал! – Зак закричал, яростно ударив по стеклу.
Но Анжил не услышит.
Но Анжил не поймет.
И между ними выросла стена, расстояние и глубокая душевная боль.

- Злишься на самого себя, а, Анжил?
Он не поднимал ни глаз, ни головы, не хотел ни слушать, ни видеть. Сейчас его мысли были погружены на ледяное дно не глубокого озера, ему хотелось раствориться и стать одной из маленьких белых крупинок, витающих вокруг, хотелось слушать только тишину, иногда царящую здесь, лишь едва слышимый звук ветра, лишь звук не спокойной воды.
Его шаги были тяжелыми, как и он сам. Темный подол плаща, кончики тонких серебряных волос, свет Адзита, схваченный в идеальную призму обнаженного Масамунэ.
Он шел медленно, словно палач на казнь. Но Анжил не поднимал своих глаз, он не хотел видеть его лица, он не хотел заглядывать в его глаза, видя там только горечь, обиду и глубокое непонимание, смешанное с сокрытой яростью.
- Я не пришел за ответами. – Лезвие Масамунэ резко крутанулось острием к Анжилу.
Но ничто кроме сердца не дрогнуло в сбежавшем Солдате.
Да. Ему не нужны ответы, ведь он не задает вопросов.
- Мне не интересно, почему ты это сделал. – Сказал Сефирот, подойдя к Анжилу совсем близко.
Только краем глаза Анжил видел темные сапоги друга, а длинный клинок был вытянут перед ним, как шлагбаум. Он чувствовал угрозу, исходящую от оружия, но не от Сефирота. Только легкий ветер поднимал подол плаща, слегка развивал длинные, светящиеся неистовым светом Адзита, волосы. Сефирот светился весь сам, как будто звезда, как будто один из Цетра.
Но… Анжил не поднимал своих глаз. Не боялся. Не остерегался. Просто не хотел, противился не Сефирота, а самого себя.
- И более того… - Голос его был строгим, словно он был на задании, словно Анжил был его жертвой. Но это не так. Анжил не был жертвой никогда. – Я не хочу знать, для чего ты это делаешь.
Анжил опустил веки, почти не дыша. Он был восковой фигурой, даже дыхание не выдавало его, не слышно стуков сердца.
Они держали подлое молчание. А Масамунэ был готов в любую секунду снести голову Анжилу.
- Я хотел лишь убедиться, что ты жив. – Признался Сефирот, горестно сглотнув.
Не первый раз Анжил слышит эти ноты в голосе, не в первый раз ему приходится понимать этого человека, сложного, но безупречно правильного. Сефироту было тяжело, он не мог скрыть это так же талантливо, как это делал Анжил.
- Для кого-то ты уже мертв.
Анжил резко открыл глаза. Он бы хотел вскочить на ноги и все же посмотреть на Сефирота, спросить, но он лишь сжал в кулак руку, справляясь с нахлынувшими эмоциями. Эмоциями настоящего горя и безнадежности.
- Например, для меня. – Сефирот резко убрал Масамунэ, звук разрезающегося воздуха, пронесся мурашками по шее.
- Ты можешь сидеть, сколько угодно, но мне придется сказать, что я был здесь… - Он странно замолчал.
Анжил повернул голову в его сторону, Сефирот уже сделал бесшумный шаг вперед, теперь генерал стоял на шаг дальше от друга. Затекшая спина Анжила дала о себе знать, он болезненно попытался выпрямиться.
- Есть вещи, которые я не могу скрыть. – Сефирот опустил голову, длинные волосы чуть поднялись по спине - только это выдавило скудную мимику. – А есть вещи, которые я не хочу скрывать.
Анжил не понимал, к чему клонит друг, но так и не смог выдавить из себя, ни слова. А после последовала странная усмешка Сефироса, грустная, словно в заключение всему сказанному.
- И тебе не интересны эти вещи.
Он уже хотел уйти, но остановился. Анжил вскочил на ноги, смотря вслед другу. Он снова не видел его глаз, снова не уловил пронзительный взгляд, снова не увидел его лица. Только мощная спина, только длинные серебряные волосы и обнаженный Масамунэ. Солдат не был, как обычно, грозным, он был грустен, печален, но тени Адзита обходили его стороной, его фигура сливалась лишь с чернотой ночного неба, без звезд и туч.
Сефирот остановился. Их разделали какие-то жалкие пять метров, но, кажется, что уже целая пропасть.
Сефирот не обернулся. Он вообще не шевельнулся.
- Я скажу ему, что ты мертв.
Он хотел сделать шаг, как мирную тишину разорвал крик Анжила. Крик, наполненный болью:
- Нет! – Выкрикнул Анжил.
Сефирот лишь мотнул головой. Он бы уже обернулся, если бы хотел видеть Анжила, значит, они обои смирились с ситуацией, не стоит больше видеть глаза друг друга, чтобы их вера во что-то незыблемое не пала.
- Предлагаешь лгать ему? – Провокационно спросил Сефирот.
Анжил помотал головой. Вряд ли Сефирот увидел это, но, все же, генерал всегда все понимал, даже если чего-то не видел.
- Помоги ему - выдавил из себя Анжил стойким голосом, обычным, как будто ничего не ощущал, как будто ему было безразлично – стать героем.
А вот улыбку Сефирота Анжил даже не почувствовал, а Сефирот слегка улыбнулся.
- Я не буду давать тебе никаких обещаний. – Холодно и сурово высказался генерал.
Анжил сжал в кулаках руки, и когда Сефирот сделал шаг вперед, он выкрикнул еще:
- Клянись мне!
И это Анжил выкрикнул обязывающим тоном, грозным в большей степени.
- Почему я должен это делать?
Минуты боли, злости и отчаяния. Сефирот никогда прежде не испытывал это. Сегодня он выбрал между службой и дружбой. Все делают выбор, в конечном итоге.
Анжил ничего не ответил. Ему не чего было отвечать.
- Ты пришел не за ответами. С чего тогда ты задаешь вопросы!? – Тучно переспросил Анжил.
Наступила тишина. Анжил стоял на месте, как и его друг. Никто не говорил, Анжил смотрел ему вслед, а Сефирот пытался справиться с желанием обернуться.
Он проиграл самому себе в этот раз. На кого следует злиться, на Анжила? Нет. На него он не может злиться, ровно так же, как и не может убить его. Это еще одна причина, почему не стоило привязываться к этим людям. Сефирота всегда окружала только смерть, только отчаяние, не стоило надеяться на то, что Анжил и Дженезис особенные… в результате… всем приходиться выбирать. Однако, Сефирот выбрал иное.
- Помоги мне, если сможешь!
Они встретились взглядом. Анжил думал, что вот-вот скажет, что готов вернуться, но не мог это выдавить даже через силу.
- Если все уходит, я хочу, чтобы это было быстро. – Выговорил холодным тоном Анжил.
Он тонул во взгляде друга. Те самые загадочные глаза с загадочным цветом странного зеленого оттенка, смешанные с природным холодным серым, где, словно звезды, блестело голубое мако. Они затягивают, смотря в них невозможно лгать.
- Не говори ему, что я мертв. – Спокойно повторил Анжил, опуская взгляд.
Сефирот едва заметно кивнул, руки Анжила тряслись… сердце колотилось.
- Я не способен лгать.
Стоило бы Анжилу понимать, что Сефирот никогда не делать то, что «не может сделать» или «не хочет», кивок никогда не означает согласие.
- Я ничего о тебе ему не скажу. – Сефирот развернулся. - Я не могу лгать.
- Почему тогда ты хотел сказать ему, что я мертв? Сефирот…
Тот лишь слегка наклонил голову, может быть хотел обернуться, но не стал этого делать. Причина? Не известно.
- Потому, что это правда.
Сердце Анжила екнуло.
Мертв.
Тяжелый вздох.
Уходит друг, хотя был ли он здесь?

Глаза Анжила закрывались. Зак был рядом. Последний вздох, в нем столько смысла… Агония, а в ней вся жизнь перед глазами и те кадры его не долгого фильма, которые отпустили его только сейчас.
Сефирот. Дженезис. Зак.
Все изменилось.
Щенок простил, а друг не повернулся.
Лайфстрим подхватил его тело, наступила тишина, он видел заплаканные глаза Зака, он чувствовал, как на его лицу капают не его слезы, а кровь с прощального шрама. Там нет того, о чем бы он сожалел. Теперь не о чем сожалеть. О горести других людей он узнает по их глазам. Однако, здесь в этот миг не было никого, кроме Зака, который склонился к нему, словно над умирающим. Нет. Анжил отрицал свою смерть. Он будет жить в сердце у этого юноши. Всегда, а этот юноша, щенок, будет жить в его памяти. Ту записку, нагло украденную у Зака, он не отпускал никогда, и каждый день перечитывал ее. Только она стала для него светом и звездой во тьме, в которую Анжил внезапно провалился, теплом, в резко ступившем холоде. Она напомнила Анжилу о том, что мир – это прекрасная вещь, за которую стоит умирать.
Все, в итоге, делают выбор.
Щенок простил, а друг не повернулся.
Это их выбор.

«Беспощадна судьба, наши планы круша,
Час настанет, и тело покинет душа.
Не спеши, посиди на траве, под которой
Скоро будешь лежать, никуда не спеша»

Омар Хайам.

@настроение: Meet me half way

@темы: Сефирот, Анжил, Зак, FF VII

---

~Трясутся руки...~

Это смерть. Это просто смерть.
Фор, на котором я поселилась, на котором нашла интересных людей, нашла свое место, там где мы играли, расписывали сюжеты и все остальное... пропал.
Язу не появлялась очень долго. Главный админ. Мы ждали всей своей дружной семьей, мы уже начали отыгрывать очередной квест и было хорошо. Во флуде царила настоящая атмосфера "семьи". С первых дней.
Но Язу пришла! Она пришла и никому ничего не сказала, она просто взяла и закрыла наш форум. У меня есть контакты всего с двумя людьми, а у нашего любимого Зелла и Неро я не успела ничего взять. И КУДА МЫ БЕЗ НИХ???? БЕЗ ЭТИХ...
Надо сказать Юффи... сестренка-вутайка точно распсиховалась. Хорошо, что у нее сохранился номер Лукреции. Есть какая-то надежда собрать всех. У Лукреции есть номер Винса, а у Винса должны быть номера других! Обязательно должны быть!

Ну ничего. Придем мы, всем накостыляем!!!!!!!!!!!!! Соберем свою любимую компашку "аля Лавина + Шин-ра" и пойдем завоевывать мир!!!!!! ждите!

@музыка: к черту ее

@настроение: Кровь из носа

@темы: Грусть, психоз, трясутся руки

---

~Заставляет сердце стучать сильнее~

[Смотря его, я замираю. И я не знаю почему]

@настроение: Астральный сон Х_х

@темы: FF VII, Видео

---

~Прошла этот чертов тест~

Итак, скорее всего, вы - ... Волк...

Символизирует доблесть, преданность, взаимовыручку. Это истинно командный игрок, если стая вокруг него уже сплотилась. Но так же он может быть неисправимым одиночкой и при этом его одиночество будет придавать ему силы а не угнетать его. Волк - предшественник новых идей, ищущий путь. Тот, кто возвращается в клан, чтобы обучать и дарить помощь. Чувства Волка очень остры, и луна - союзник силы. Луна - символ психической энергии, которая содержит секреты знания и мудрости. Лунные фазы могут быть индикаторами желания Волка соединиться с новыми идеями, которые являются только в подсознании. На Волка всегда можно положиться, он привык взваливать на себя большую долю забот своих друзей. Но он часто забывает о себе. Зато друзей Волк выбирать умеет, так что ни одно существо с нечистыми помыслами и близко не подойдет ни к нему, ни к его близким.

Пройти тест

@настроение: Динамика

@темы: Тесты

---

=>Обитель зла 4: Жизнь после смерти 3D<=

год 2010

страна Германия, США, Великобритания

«Испытайте новое измерение зла»

[Официальный саунтрек к фильму "Обитель зла 4"]

Шла на этот фильм, чтобы не увидеть ничего, а получилось, что увидела все же что-то.

Итак, я не буду говорить много, это не нужно, только по делу.

Перед просмотром сего фильма, еще раз пересмотрела все остальные части, чтобы уж идти и помнить, кто это такая — эта Элис.

Сели, взяли очки, приготовились. И смотрели. С самых первых кадров было понятно, что ждать чего-то сверхмасштабного не стоит, однако безумная 3D картинка снова манила меня.

Посреди улицы стоит какое-то чудовище и сжирает еще одно косое чудовище… как банально — услышала я. Верно, фильм начинается с банальности и я до сих пор не поняла кто там был — вампир или зомби.

Однако вид Милы Йолович и ее суперсила завлекла к себе, как только она появилась.

Злодей в черных очках, весь такой сильный и неуловимый -стоило ожидать.

Красавица, умница и просто комсомолочка с Т-вирусом, мегавумен Элис — стоило ожидать.

Вечно живые главыне герои — стоило ожидать.

Направо и налево летят трупы из-под пулемета или катаны очередной Элис — стоило ожидать.

Грохочет рок, трещат перепонки и в меня летят капли крови — вот это уже удивило несколько, честно говоря, что неволно даже вытерла очки.

И до сих пор как захватило дух от сюрикенов, брошенных в меня — или это мне одной так показалось?

Однако не все так хорошо и не все так плохо. Постоянные ляпы — это говорит о том, что фильм сырой, стоило бы его доработать и поразмыслить, а надо ли им вообще снова запутывать людей.

Элис то супер-женщина, то не супер… не понятно.

Эти ее слова: Подожди, спасибо, что сделал меня человеком — Андерсон думал, что мы расплачемся прямо там? Для чего в фильмы вставляют эту ерунду? Мы давно не зрители 90х, чтобы вестись на подобную чушь. По-моему эту дешевую фразу стоило бы вырезать.

Не верила в этом фильме никому, кроме того монстра с мелочью вместо мозга. И правда, был как-то зловеще пугающим, особенно с этой тряпкой на башке и с молотом (ну из-за молота отдельный +). Это уже не Мэтт, которого мы видели в смешном образе 2-го фильма. Монстр силен и в какой-то степени умен. Очень запоминающийся персонаж.

Клэр все забыла — ну приехали… уф, я не проронила ни слова, но громко фыркнула в зале… потом посоледовали новые фырки соседей отовсюду. Ну зачем?… Андерсон — за что ты испортил Обитель Зла?

И последний вопрос — где Обитель и где Зло? Не нашла ни того, ни другого. Эти полчища тупых гуманоидов-зомби ну совершенно не пугают.

Они делают подкопы! — посмеялась от души. Подкопы делают, а решетку снести не смогли… опять ляп.

Не красивые собако-зомби-чудовища — это чего такое? Минус. Большой. Могли бы что-то другое сделать. Не понравилось. Совершенно.

Эти Зольгберы — рыбки аквариумные, амфибии. Ну пугают. Не впечатляют.

И вещи которые меня очень порадовали:

Как он метнул свои очки! Классно, некоторые даже руки протянули. Забавно.

Голодные зомби — а как они от голода не умерли?… Тупой вопрос, но возникает. Весь фильм они напоминали голодных студентов перед столовой после третьей пары. Меня лично.

В общем я сделаю вывод:

Конечно, здесь минусов больше чем плюсов, ляпов больше, чем проникающих диалогов, слов. Нет никакого ощущения обреченности планеты, нет обреченности в людях, но это же конец света! Почему атмосферу не перенесли? Но это не фильм 2012, можно простить, лучше никто не сделает. Однако, минус закрывает плюс — музыка. На досуге даже саунтреки скачаю. Понравилось очень. И конечно еще один плюс — трюки Элис впечатляют, но не веришь им. Все как-то наиграно. Так сидишь и спрашиваешь — а ее еще не догнала эта куча? А ее еще не схватили, еще не разодрали, а почему ее никогда не хватают?… Однако, почему-то въелись трюки, я ставлю плюс.

Большего, наверное, не напишешь, да и не надо.

Один совет для всех тех, кто читает сию рецензию простого киномана — смотрите исключительно в 3D. В формате 2D делать не чего, только плеваться будете и толпами уходить, как с Цветка Дьявола.

Однако… Элис еще вернется!- Говорят нам в конце титров.

Выходишь из зала, отдаешь очки и невольно думаешь — я пойду на нее. Почему? Да не знаю, просто Обитель Зла стала классикой в своем роде, а классике отрицательную рецензию не напишешь.

Моя оценка 9 из 10

Самые запоминающиеся кадры

@музыка: Tomandandy - Tokyo [OST Обитель Зла 4]

@настроение: Memories

@темы: Рецензии (фильмы), Фильмы

---

~Порция хорошей музыки~

Конечно, это не новинки, но мне эти песни и музыка очень нравятся))))


[Turks present...]


[Banlieue 13]


[dram and base]


[Italiano dance]


[everybody]


[thinking about Reno]


[breath]

@настроение: Я холерик

@темы: все под ряд, Музыка

---

~Как Неро вытащил из кризиса~

Спасибо тебе Неро *любя*
Вытащил меня из кризиса, клип просто супер)))))

@темы: Сильверхеды, Кададжи, Язу, Лоз, FF VII, Видео

---

~И снова Images~

Снова эта запись... наверное снова ни кем не прокоментрированная, но все же, не жадная, я поделюсь тем, что есть)

[Клауд. Какая-то особенная эта картинка, не находите?]

[Винсент. Загадочен и замучен. Впрочем как всегда.]

[Страйф фэмили]

[Два крыла. Анжил]

[Красивая. Аэрис]

[Особенный. Любимый.]

[Funny))]

[Он каждый день пугающ и красив.]

@настроение: Никакого. Ноль. Пусто.

@темы: Аэрис, Сефирот, Картинки, Клауд, Дженезис, Анжил, Рено

---

~Фан-фик о Турках~

Итак, новый фик...

Название: Шаг в сторону

Автор: Сиссней-Турк

Герои: Рено, Елена (мельком Тсенг, Руд)

Сюжет: Как оценить жерству, особенно если она отдана ради тебя?

P.S. Никакой любви, только работа и только Турки




Светлые волосы запачканы в крови.
В глазах застывший холодный ужас.
На губах, не успевшее вырваться, слово «в сторону».
Он держал ее на руках, опустив над ней голову. Его цвет волос сливался с цветом ее крови, крови, которая текла по его руке, подложенной под головку той девчонке.

Выстрел, а за ним второй, не жалея врагов, не жалея сил, прорываться к тем, кто представляет угрозу. И здесь, в горячей точке, уже не до рассуждений о том, правильно ли они делают, им просто нужно выжить и добраться до цели.
Елена тяжело дышала позади него, осторожно оглядываясь по сторонам. Лицо Рено запачкано в чужой крови, предыдущий выстрел пришелся близко в упор. Тсенг и Руд молчали, у них свои заботы. А где-то через стенку идет другая битва других агентов TURK. Шоковая трость болталась у руки, оттягивала ладонь, но не использовалась сегодня, здесь главное ситуация, а выстрел приходится в цель, никаких других средств, ничего не проходит.
Елена боялась, это было видно по ее встревоженному выражению лица, а Рено лишь оборачивался и выдавливал из себя хмурую улыбку, однако окровавленный вид настоящего гангстера не очень воодушевлял. Однако, девушка вела себя так, как должна вести. Сосредоточена, не медлит и не тормозит, умница, не раздумывая, делает то, что обязана делать – убивать всех, кто не попадает под «своих».
Это не миф, который был рассказан им на уроках, здесь все реально. Реальные опасные люди, их группы, их оружие, их жажда убийства таких же «не своих», то бишь работников Шин-Ра. Маленькая война, они солдаты, враги – убьют и не подумают, поэтому или ты, или тебя.
Звук выстрелов пробирает до костей, щелкнул магазин, Елена сменила порцию патронов, Рено последовал ее примеру. Не расслабляться, копить в себе ярость, жить будут только самые хладнокровные убийцы.
Он шел впереди, не давая Елене свободы, хотя она постоянно рвалась разведать ситуацию. Не то, чтобы он не доверял ей, просто иногда бывают такие случаи, когда приходится отвечать не только за себя, но и за своего напарника. Елена была одной из тех, кого Рено хотел бы защищать. Наивная и хрупкая, даже сейчас, когда ее веселое детское настроение сменилось на беспорядочно сухое и хладнокровное.
Кто-то попытался ударить в грудь дробью, Рено успешно отскочил, схватив Елену за голову и опустив ее силой. Девушка перепуганная выпустила из рук пистолет, стала быстро его искать на грязном полу, в побелке, в каких-то частях обрушившихся стен, трупов…
Поле боя. Смешанный запах побелки, крови и пороха. Поле боя. Смешанные звуки криков о помощи, боли и рыки ненависти, приглушенные залпами выстрелов. Привычная атмосфера.
Враг застыл за углом. Его не было видно, местность обхватил белый дым, хотелось кашлять или просто дышать, но это привилегия, это не нужная потребность. Рено крепче сжал пистолет, и ему показалось, что он чуть не сломал рукоять.
Он отдернул к стене Елену, она кинула на него озлобленный взгляд – напугана… ее можно простить, если даже от бешенства она ударит его… напугана.
- Пойдешь вперед и прикроешь меня, окей? – Спросил он, быстро, увидев только ее решительный кивок.
Он кинулся куда-то в пелену, лицом ударившись о какую-то бетонную обрушившуюся постройку, распорол щеку, но шагнул дальше, мимолетно смахнув кровь со щеки. Пара выстрелов послышалась сзади, потом быстрый перебег каблуков, это была Елена. Так приятно знать, что кто-то прикрывает твою спину. За спиной еще два выстрела, видимо противников было много, Елена умница, все делает правильно.
Напоролся на какой-то труп. Человек в черном костюме, с галстуком… лицо знакомое…
Рено выдохнул, поняв, что они не первые, кто проходит по этому пути. Сердце его замерло, из внутреннего кармана трупа Синклер вытащил разбитый телефон и пропуск Шин-ра. Нужно для отчета… только для отчета…
Вернулся он не сразу, Елена ждала его за той бетонной постройкой, сосредоточено держа перед глазами темный пистолет. Только сейчас Рено понял, насколько она устала и, настолько плохо выглядит. Вся белая рубашка в грязи и крови, на лице порезы, шрамы, пытаясь отдышаться, она хрипела, прочищая дыхательные пути.
Ее светлые зеленые глаза засветились явной радостью, когда она увидела Рено. Он тоже не очень хорошо выглядел, но в таких ситуациях никто не придерется к ним из-за отсутствия галстуков или не причесанных волос.
Он дал ей руку, она приняла помощь, вскочила с грязного пола. Костюм уже не был черным, он был весь в побелке, грязи, крови, девушка попыталась тщетно отряхнуть себя, заправив слипшуюся прядь светлых волос за ухо. Она слегка улыбнулась ему.
- Ну, пошли? – Кивнул задорно Рено.
- Тсенг сказал, что они закончили зачистку… - В ее голосе была явная грустная зависть, ведь они еще и близки к этому не были.
Рено почесал затылок, снова послышались выстрелы, но это не их забота. Тела падали на землю, эти стуки слышались наверху. В пятки уходило сердце, когда звук рушащегося тела доходило до слуха… возможно это их агент… возможно даже женщина.
- У нас просто работы больше, вот и все! – Подмигнул Рено, собираясь идти, Елена только сделала шаг за ним, как он остановил ее рукой, обернувшись.
К горлу подступил комок. Он снова вспомнил не закрытые глаза мертвого агента. Только вчера видел его за соседним столиком в обед. По телу пробежала дрожь. Он тоже был чьим-то напарником, он мог выйти завтра на работу, но завтра, возможно, будут выносить только его пустой гроб. Не будет ни этого здания, ни этих трупов… никто этим заботится, не будет. Если тело напарника не вынесли, значит, его нет, значит, гроб закрыт, пуст…
- Почему женщины идут в Турки? – Спросил внезапно Рено, странным серьезным тоном.
Маленькая ручка Елены дрогнула в его оковах. Он держал ее так крепко, что она попыталась даже вырвать ее, но у нее не вышло. В глазах у нее возникла тревога.
Она помотала головой:
- Не хотим быть слабым полом! – Недовольно фыркнула Елена, выдернув руку у Рено.
Она зашагала вперед, держа наготове пистолет, крепко сжимая его обеими руками, осматривалась.
Рено никак на это не отреагировал. Не хотят быть слабым полом… какая тупая отговорка, даже у Рено отговорки будут похлещи.

Наступила странная тишина. Они медленно пробирались к лестнице третьего этажа, оттуда на крышу к вертолету, и далеко отсюда, в безопасное место. Тело устало и ныло, как будто на раны посыпали солью. Елена не подавала даже знаков усталости, умница. Только сейчас Рено понял, что Елена сильная женщина, как, к примеру, Кристина или Элис. Она смотрела под ноги, переступая своих же агентов, но ничего не смущало ее, ничего на ее лице не изменялось. Рено оставалось только догадываться о том, что она чувствовала в эти моменты. Лично он просто считал погибших из «своих», сбился уже на двадцати.
У кого мог, у всех вытаскивал пропуска, у некоторых не было, значит тут уже прошли Турки, может быть кто-то забрал с собой. У кого-то он находил два пропуска и оба мертвы… жаль… до глубины души жаль.
«Знали, на что шли!» - Как-то в бешенстве кинул ему Тсенг и Рено снова заскучал по своему шефу.
Да, похоже, знали, что умрут здесь, ведь некоторые даже закрыли глаза перед смертью, у других все еще жила ярость во взглядах, словно они сейчас встанут и начнут снова бой… свежие тела, недавно застреленные люди.
- Жалко их… - Выдавил из себя Рено, нечаянно задев кого-то ногой, но это оказался враг.
Елена лишь обернулась на него, одарив доброй и понимающей улыбкой.

Она улыбалась так, только, когда Рено говорил какую-то важную и умную вещь, проявлял нормальный характер. Иногда, когда он просил у нее прощения, приносил конфетку, когда она отказывалась из-за работы идти на обед. Она улыбалась так только, наверное, Тсенгу…

Так незыблемо было время в ту секунду. Она обернулась, улыбнулась ему теплой и понимающей улыбкой, а потом кинулась к нему, протягивая руки, ее выражение лица менялось на сильную тревогу и ужас, он почувствовал, как ее тонкие руки, едва коснулись его, толкнули, а губы шептали ему: «В сторону!», но Рено уже не слышал. Звук выстрела, он почувствовал, как пуля пролетела в десяти сантиметрах от его головы…
Чтобы оттолкнуть напарника хватило времени, чтобы отвернуться самой, хватило времени, чтобы отпрыгнуть не было ни секунды.
Она рухнула на пол, бесчувственная, выронив из руки пистолет.
Рено не сразу понял, что случилось, но все инстинкты говорили ему о том, что он должен выхватить свой пистолет из кабулы и выстрелить…
Желание. Инстинкт. У Б И Т Ь.
Враг рухнул на пол, когда перезаряжал пустой магазин. Единственная пуля… единственная и решающая.
Рено видел, как его темная фигура упала на пол, а потом бешеный взгляд упал на тело Елены. Он с секунду чего-то ждал и слушал стук своего сердца. Сумасшедший ритм, сердце на такое не способно.

Он кинулся к ней. Она уже умерла. Умерла мгновенно, зная, что умрет, успела только отвернуться в отчаянной попытке сохранить свою жизнь. Пуля пришлась в голову, в затылок. Кровь лилась из головы. Рено не замечал, как плачет, он только дергал ее, пытаясь достучаться, не понимая, что Елена мертва. Добрая. Сильная. Наивная. Серьезная.
Умерла…
Он, сидя на полу, взвалил ее к себе на руки, положив под голову свою руку, как будто укачивал во сне. Слезы неприступного рыжего сорвана падали на ее лицо. Там застыл ужас, но не за себя… за него.
Почему он? Рено рыдал. И почему она? Впервые в жизни рыдал. Почему пыля не попала в него, почему делом случая она успела дотянуться до него в тот миг?
Не простить это себе никогда. Не забыть этот миг даже во сне.
Сердце разорвалось на мелкие кусочки и выходило вместе со слезами. Елена… была с ними всегда, всегда развеивала тоску, всегда помогала в работе.
А как она орала на него!? С какой мужественной яростью и как заботливо перематывала его раны, что-то ворча под нос, а как она любила прощать людей…


Выстрелы стихли. Он сидел над ней, даже не посмел закрыть глаза, они были еще живыми, живой огонь не потух там, а тело обмякло, никаких сильных объятий ее тонких рук, никаких беспощадных ударов в почки после какого-нибудь «выражения в стиле Рено».
Мертва. Умерла.

Светлые волосы запачканы в крови.
В глазах застывший холодный ужас.
На губах, не успевшее вырваться, слово «в сторону».
Он держал ее на руках, опустив над ней голову. Его цвет волос сливался с цветом ее крови, крови, которая текла по его руке, подложенной под головку той девчонке.

- Рено!? – Слышал он, но не понимал. – Рено!
Голос знакомый, строгий…
- Елена… - Голос изменился, упал, Рено закрыл глаза. Не было сил держаться. Сильные руки Руда подхватили парня, он чувствовал, как голова Елены соскользнула с его руки, слезы скатилась с его, ничего не выражающих, глаз.
Поднял взгляд - в туманной образе, Тсенг склонился над Еленой. Жаль, ведь она даже не сказала, что любит его…

«Сказала, что хотела быть на ровне с мужчинами, не чувствуя себя слабым полом» - его пальцы стучали по клавишам. Отчет… больно писать, на клавиатуру капают слезы, руки трясутся. Завтра похороны. Не в пустом гробу. Завтра день траура, когда он напьется в хлам. Послезавтра снова. И неделю еще…

«О многих жертвах после жалеют — уменьшает ли это их ценность?»

Кароль Ижиковский

@настроение: Тупо глядя на себя

@темы: Турки, Елена, Рено

---

:::Сильверхеды:::

Эта картинка задела меня.... Никогда не была поклонницей сильверов, но их братские отношения, не постесняюсь сказать, пробирают... эээх... Кададж... Лоз... Язу...

@настроение: Больше ничего не хочу...

@темы: Сильверхеды, Язу, Лоз, Кададж

---

~Never let go~

Задело все... от музыки до чувств, с которыми прочитал Эми...

перевод песни здесь

Мне нравится, как ты лжешь

[Припев: Rihanna]
Будешь стоять здесь и смотреть, как я горю?
Но все в порядке, мне нравится та боль, что это причиняет,
Будешь стоять и слушать мой крик?
Но все в порядке, мне нравится, как ты лжешь,
Мне нравится, как ты лжешь.

[Eminem:]
Я не могу сказать, что же это на самом деле,
Могу лишь сказать, каково чувствовать это,
Сейчас у меня словно стальной нож в горле,
Я не могу дышать, но буду бороться, сколько смогу,
Пока неправда не станет правдой,
Я словно летаю, любовь подняла меня высоко,
Но также я пьян от ненависти,
Я словно источаю боль,
и я люблю ее тем больше, чем больше страдаю,
Я задыхаюсь, и когда я уже начинаю тонуть,
Она приводит меня в чувства,
Черт возьми, она ненавидит меня
И мне это нравится, постой!
Куда ты? Я оставляю тебя...
Нет, ты так не сделаешь, вернись,
Мы снова возвращаемся, мы снова здесь,
Это сумасшествие,
Потому что если всё идет хорошо, то это замечательно,
Я Супермэн, ветер за спиной, а она Луис Лэйн*,
Но когда всё плохо, это ужасно,
Мне так стыдно, я резко выпаливаю: кто этот чувак,
Я даже не знаю его имени,
Я распускаю руки с ней, я больше не паду так низко,
Похоже, я сам не знаю своей силы.

[Припев: Rihanna]

[Eminem:]
Ты любил когда-нибудь кого-то так, что
Едва можешь дышать, когда вы рядом?
Вы встречаетесь и ни один из вас не знает,
Что задевает другого?
Возникает то неясное чувство, что охлаждает,
Да, у меня бывало такое,
Что тебя даже тошнит смотреть на другого,
Ты клялся, что никогда не ударишь,
Никогда не причинишь боли,
А сейчас вы друг другу в лицо выплескиваете яд,
Таскаете за волосы, царапаете, стараетесь уколоть,
Выбрасываете прочь, боретесь,
Забываете себя в такие моменты,
Ярость охватывает вас, контролирует обоих,
И тогда обычно говорят, что нужно разойтись,
Похоже, они не знают тебя, ведь это сегодня,
А вчера было вчера, сегодня новый день,
Звучит, как заезженная пластинка,
Но ты пообещал ей, что в следующий раз
Ты сумеешь удержаться,
У тебя не будет второго шанса,
Жизнь – не игра Нинтендо, но ты снова солгал,
Теперь смотри из окна, как она уходит,
Понятно, почему окно так называют**

[Припев: Rihanna]
Будешь стоять здесь и смотреть, как я горю?
Но все в порядке, мне нравится та боль, что это причиняет,
Будешь стоять и слушать мой крик?
Но все в порядке, мне нравится, как ты лжешь,
Мне нравится, как ты лжешь.

[Eminem:]
Сейчас понимаю, что мы сказали
И сделали много того, чего не хотели на самом деле,
И снова наступаем на те же грабли,
Но характер у тебя не лучше моего,
Ты такая же, тоже слепа, когда доходит до любви,
Малыш, вернись, ты не виновата, это всё я,
Может, наши отношения не настолько безумны, как кажется,
Такое, наверно, происходит, когда встречаются торнадо с вулканом,
Всё, что я знаю, это то, что слишком люблю тебя, чтобы уйти,
Войди, забери чемоданы с тротуара,
Ты разве не слышишь искренности в моем голосе?
Я сказал тебе, что это моя вина, посмотри мне в глаза,
В следующий раз, когда я оплошаю, я впишу кулак в стену,
Следующий раз.. Следующего раза не будет,
Я прошу прощения, хоть и знаю, что это ложь,
Я устал от игр, я хочу, чтоб она вернулась,
Я знаю, что я обманщик,
Если она еще хоть раз попытается на*рен оставить меня,
Я привяжу ее к постели и подожгу дом.

[Припев: Rihanna]


* - подружка Супермэна

** - игра слов: pane – оконное стекло и pain - боль

@настроение: ожидание

@темы: Музыка

---

Сеф и Аэрис

эх, ладно, не самая новая, но симпатично...

@настроение: ожидание

@темы: Аэрис, Сефирот, Аерис