~Отражение~

[Axioma-Turk]

Выкладывала его в сообществе, решила, что и тут понадобиться и лезть далеко не надо))))

Только о Дженезисе и ни о ком больше...

Уж лучше смерть в осколках
на полу, чем плен…

Дрожь по коже не проходила, из раны сочилась алая кровь. Лошадиная доля виски внутрь и столько же на рану. Только капля спиртного попадала в распаханную рану, как он морщился от боли, глотая очередной налитый стакан.
Он был дома один. Уютная квартира в Пятом Секторе Мидгара, в высотном здании, почти на самом последнем этаже. В большие окна в стиле Вутая врывался свет ночного, никогда не спящего, города. В самом центре на девяносто с лишнем этажей возвышался Шин-Ра Билдинг, там тоже никогда не тухли огни офисов.
Но он не смотрел туда. Рядом с ним было только две бутылки дорого коньяка и виски, длинная закаленная игла с медицинскими нитями и его выдержка. Темноту и тишину не пугал ни свет, ни крик Дженезиса, потому что он не предпочитал освещать помещение и кричать от боли. Он только морщился, когда коньяк попадал под кожу, сливался с кровью. Он видел свое лицо в длинном зеркале почти на всю стену в гостиной комнате, наблюдая, как кровь течет по спине, по лопаткам, стекает на живот. Он сплюнул той же кровью и понял, что вокруг него все ею залито. Мозг не дурманил алкоголь, он даже не понимал, почему пьет.
Чертово задание. Порвал весь плащ, всю броню, распорол весь правый бок, хорошо хоть органы не задел, зато все мышцы наружу. Хорошо бы зайти подлатать себя в медицинскую часть, но Дженезис уже не может выдерживать вида иголок и кислых лиц врачей, профессоров, ученых, кого угодно в белых халатах.
Он справится сам, он всегда справлялся. Но сегодня, если бы не Анжил и Сефирос, его наверняка бы убили прямо там. Красная рапира лежала у входа в гостиную, опасная, длинная, запачканная кровью его врагов.
Снова игла вошла в тело, разорвала кожу, прорвала пленку, он чувствовал, как нити проходят, как задевают ткани, было жутко неприятно и больно, он снова сделал глоток.
Облученный мако-энергией, ничего на него не действует – ни алкоголь, ни табак, ничего, а в голову все чаще лезет всякая ерунда, которую нужно срочно выгонять. Он даже не может нормально заснуть, он не высыпается.
Но тогда, еще в теле, он выглядел куда лучше, чем сейчас. Синяки на идеальном мужском теле, кровь, шрамы, круги под глазами, рыже-русые волосы, запачканные кровью, то ли своей, то ли вражью, неважно. Он выглядел ужасно, как будто солдат, только что пришедший с войны. Нет женщины рядом, чтобы она поухаживала, вскипятила полотенца, обработала раны спиртом медицинским, а не пищевым.
Но Дженезис не грустил по этому поводу. Ему было глубоко наплевать. Он снова хотел сплюнуть кровь, но пришлось ее проглотить, боль пронизала по всему телу, когда иголка проходила через мягкие ткани тела, когда ниткой тянула за собой обрывок кожи… Невыносимо больно, даже для такого сильного мужчины, как Дженезис. Но он не кричит. Лишь морщится от боли, ворочает голову, не желая наблюдать в зеркале всю эту эпическую картину боли и страдания. Скоро все это закончится. Останется только шрам.
Так всегда было. Боль проходила, оставался шрам.
Через час работа над собой была закончена. Обе бутылки были пусты, в голове ни тени мутности, он был в здравом уме и трезвости. Хотелось сейчас напиться и лежать где-нибудь, забыв обо всем, но, увы, все не так просто.
Через полумрак комнаты он видел свое полуобнаженное тело, искровавленное, покрытое шрамами. Какая женщина захочет это тело? Какая женщина будет терпеть его? Никакая и с этим Дженезис давно смирился. Мимолетные связи надоели, все летит к чертям, в нем все неизбежно ломается, меняется, модифицируется.
Окровавленной рукой он потянулся к маленькому столику в центре зала, где лежала любимая поэма, но внезапно, как будто от упадка сил или алкогольного опьянения, Дженезис рухнул на пол, забрызгав паркет из светлого дерева. Он упал лицом в пол, успев выставить руку вперед. Столик был опрокинут, книжка была забрызгана кровью. Все сегодня валилось из рук. Он так устал, глаза закрывались, а боль от не затянувшейся раны никак не давала даже думать о минуте покоя. Завтра она будет болеть еще сильнее, послезавтра еще…

Он просто смотрел на себя в зеркало, потягивая Вутайский прекрасный и невероятно крепкий табак, ртом хватает выпущенный дым. Все вокруг покрылось белой пеленой табака, пахло чем-то сладким. Дженезис просто смотрел на себя, не узнавая себя прежнего. Да, в нем что-то ломается. Раньше он приходил и знал, что надо делать при ранениях, знал, какие иглы брать, чем обрабатывать, а сегодня он забежал в квартиру, бросил у входа рапиру, схватил судорожно инструменты, метнув с полки несколько бутылок прекрасного вина, руки его потянулись к крепким напиткам, взял большой прозрачный стакан для виски и стал проделывать длительную операцию самому себе.
Сколько это зеркало не видело в своей жизни… сколько ему еще предстоит увидеть. Оно видело совсем еще молоденького Дженезиса, полного надежд, мечт, обещаний, Дженезиса, которого забыли все. Его рыжеватые волосы всегда сохраняли прежнюю форму, а лицо и выражение лица постоянно сменялось.
Он видел в этом зеркале свою жизнь, видел, как бывало в выходные они с Сефиросом и Анжелом собирались здесь, выпивали, гуляли, развлекались, а потом уходили бродить по улицам. Дженезис приходил домой без сил и плюхался на кровать. А после картины сменились, словно их заволокло черным дымом: друзья появлялись все реже, пока вовсе не исчезли, квартира подолгу стала тосковать по своему хозяину, замерзать без отопления, оставаться без присмотра. Единственный, кто скрашивал одиночество солдата, был пес Седрик, который помер в этой квартире. С тех пор Дженезис не заводит себе пушистых друзей. У него обычных-то нет, не то, что четвероногих.
Дальше было еще хуже. Среди полумрака свечей Дженезис глотал виски, морщась от горечи во рту, а после перестал это делать. Если у обычного человека лицо с третьей рюмкой становится похоже совсем не на человеческое, то у Дженезиса ясность в глазах не пропадает даже после трех бутылок. Одинокое попивание спиртных напитков превратило его в зависимого от них. Если бы еще они дурманили сознание, то Дженезис точно бы стал алкоголиком.
А после, вот так, сидя на кровати, со стаканом виски он курил тяжелые сигареты, вынимая из пачки одну за другой, просто смотря на себя в зеркало, пытаясь найти в своем взгляде хоть что-то живое, но он умер.
Женщины появлялись все реже, и реже и каждый раз одна красотка перестала сменять другую. Надоели эти стройные ноги, надоели эти смазливые лица, надоели пышные груди - все надоело. Хотелось просто родную душу, которая обняла бы за плечи и положила на них свою маленькую голову. И не важно, какого цвета будут ее волосы, не важно какой ширины будет ее талия, не важно каких размеров она будет носить белье… все это будет не важно, главное, что она будет сидеть с ним и смотреть в это зеркало, гладя его по волосам…
Дженезис снова сделал сильную затяжку, чувствуя, как шов поглатывает его организм.
Он мимолетно бросил на рапиру взгляд. Единственный друг, который всегда был с ним. Меч, который никогда не бросит в бою, не предаст, но он тоже стал чужим. Дженезис усмехнулся в темноте так демонстративно, словно его кто-то видел и снова перевел взгляд на себя, на свое отражение. Сильные накаченные руки, отличный пресс, но все тело изуродовано в шрамах, которое он скрывает за броней, за красным плащом, за чем угодно.
Надоело сидеть до полуночи и думать о бренности жизни или в очередной раз перечитывать Ловелесс. Надоело все. Конечно, каждый думает, что Дженезис холодный человек, безнравственный, лишенный всякого характера и эмоций, кроме эгоизма. Нет. Его мысли забиты его же друзьями, когда же они в последний раз собирались у него дома праздновать очередную победу «Акул» над «Страусами» в футбольной лиге? Что теперь они празднуют? Получение очередного шрама на Вутайской войне.
Тьма поглощала Дженезиса, принимала в холодные объятия. Он не хотел спать, но голова раскалывалась, как никогда сильно, как никогда настойчиво. Он сжал ее в руках, нагнулся к коленям, а потом крик души и тела вырвались наружу. Кажется, что напряжения шов разъехался по ниткам, его разорвало, и теплая кровь снова хлынула на израненное тело, начала капать на, итак забрызганный, пол, по каплям, а потом маленькой струйкой.
Дженезис зажмурил глаза. Рана в голове – вот что не дает ему спать, вот что не дает ему спокойно жить. В тот день, когда он получил ее, он поменял свое сознание, поменял свою жизнь и знал, что отсюда нет выхода.
Безнадежность. Безвыходность. Отчаянность.
Он кричал.
Он орал.
Как никогда прежде.
И никто и ничто кроме тишины не могло услышать его крика, а его фигуру, загибающуюся от боли внимало только зеркало, внимательно наблюдающее за ним. Его отражение было частью него, но в и тоже время совсем не родным и чужим.
Дженезис поднял безумный взгляд на самого себя, не понимая, кто перед ним. Такой тучный, темный взгляд красивых глаз, волосы беспорядочно падают на лицо… Кто он? Монстер, странник, герой, солдат… кто?
И этой ночью он был слишком одинок, таким одиноким он не чувствовал себя никогда. Только тишина, только крик ненависти и боли, ненависти к самому себе, боли, причиненной самому себе…
Нет здесь никого кроме него и того, что жило в нем. Темная половина всегда преобладала над светлой, а светлая гнила… все это время гнила, смотря на него из отражения в этом зеркале и задавала ему вопрос: «что ты делаешь с собой?». Дженезис смотрел на себя и не видел там ничего кроме черного пятна. Так жаль прожить жизнь впустую, потратить столько сил и погибнуть молодым.
«Что ты делаешь с собой?» - Джезису показалось, что это отражение спросило его, но все это абсурд, все это игра воображения. Свет был там – в зеркале, заключенный в клетку световой призмы, никогда она не вырвется наружу, никогда не сможет подавить зло, зарожденное солдатом, никогда не докажет своей правоты. В самом деле, она ведь всего лишь отражение в зеркале.
- Проваливаюсь в бездну. – Ответил сам себе Дженезис, с ненавистью в голосе.
Сердце его стучит в груди, но он не чувствует стуков. Он хотел бы чувствовать свежесть ветра, понимать красоту, знать нежность и верить во что-то, но он забыл что это, он никогда не почувствует, внутри только зло, только тьма. Он… монстр.
Дженезис подошел к зеркалу, окровавленной рукой прислонился к гладкому стеклу, всматриваясь в свое лицо. Он видит себя и в тоже время не себя. Он с силой стукнул зеркало ладонью, словно хотел ворваться в то зазеркалье, которое знал, в ту жизнь, которую уже не вернешь. Взгляд Ропсодоса дрогнул. Он отвернулся, поднял с пола окровавленную рапиру, с изумлением всматриваясь в наточенное прекрасное красное лезвие тяжелого оружия. Он еще с секунду выждал и с размахом ударил рапирой по стеклу. Зеркало с треском рассыпалось на крупные куски, оголяя стену. Пора проснуться. Все это – буря в грязной луже. Нет ничего важного, чем существенное настоящее…
Но в голове еще раз всплыло то, что он увидел в последний раз, когда зеркало распалось на куски, когда повалилось на пол, царапая кожу Дженезиса… огромное крыло, возникшее за спиной, огромное… белое…
Но Ропсодос обернулся, взглядом поприветствовав родное крыло, черное, как ночь.
То, что он знал, то, что мешало ему жить, навсегда будет храниться только в его воспоминаниях, навсегда разбивший свою светлую сторону Дженезис отчаянно попытался внушить себе, что у него нет другого пути, как стать монстром…
Он прошел на кухню, осторожно босыми ногами ступая по стеклу, оставляя кровавые отпечатки своих ног на стекле. Забыть и не вспоминать.
И ничто кроме того отражения не напоминало ему о том, что у него есть ради чего жить и сражаться…
Лишь шаг в сторону…
Лишь дыхание в воздухе…
Потерянная сегодня вера, не удержавшаяся на краю.

Ведь раб не тот, кто стонет под кнутом,
Не тот отшельник, кто по воле неба
Живет в уединении глухом,
И нищ не тот, кто просит корку хлеба.
Но тот и раб, и нищ, и одинок,
Кто выбрал в жизни
Спутников порок